Сказать, что они были одеты причудливо, значит, ничего не сказать. Основу их «карнавального» наряда составляла длиннополая бесшовная туника небесно-голубого цвета, перехваченная широким поясом и отделанная каймой из множества золотых колокольчиков, которые позвякивали при ходьбе. Поверх туник представители Госдепартамента надели жакеты, сшитые из нитей красного, синего, пурпурного и белого цветов. На каждом плече имелось по огромной пуговице из незнакомого Роберту слоистого поделочного минерала, на которых были выгравированы какие-то надписи. Спереди, на груди, Джонсоны повесили прямоугольные золотые пластины, на каждой из которых в углублениях были закреплены большие драгоценные камни. Фоули показалось, что эти камни светятся в полумраке, окружающем вездеход, испуская призрачное холодное сияние. Довершали наряд головные уборы — белые колпаки, на которые были водружены золотые короны из трёх колец, увенчанные шишечкой в форме распустившегося цветка.
— Поскольку до Хэллоуина далековато, — сказал Джек Риан, нарушив всеобщее молчание, — возьмусь предположить, что мы станем свидетелями какого-то ритуала?
— Вся наша жизнь — ритуал, — спокойно отозвался Джонсон-брюнет.
— Чего-то он долго, — заметил Роман, поглядывая на часы.
Кадман, слегка нервничая, пожал плечами:
— Никогда нельзя сказать, сколько ему понадобится. Может, полчаса. Может, час. Может, сутки.
— Тогда какой во всём этом смысл?
Дверь, ведущая в каюту Дугова, внезапно распахнулась, и магистр появился на пороге. Анатолий Викторович был бледен, как смерть, его трясло, и чтобы удержать равновесие, он ухватился рукой за косяк. В воздухе распространился отчётливый запах пота.
— Что случилось?! — Роман ухватил магистра за плечи.
— Они… там… — просипел Дугов. — Подземелье… открыли вход… одеяние Славы… скиния… открыли вход…
— Это правда? — Прохоров сильно встряхнул Анатолия Викторовича, тот не сопротивлялся. — Они уже на базе?
— Да! — выдохнул Дугов, и глаза у него закатились.
— Помоги, — сказал майор Антону.
Вместе они донесли Дугова до кровати. Роман пощупал сонную артерию магистра.
— Пульс учащённый, — сообщил он Антону, — но жить будет. Пусть пока здесь полежит, а нам пора двигать.
— Куда? — встрепенулся Кадман.
— Понимаешь, Антон, — проникновенно сказал майор, — я в разную чертовщину-бесовщину не верю, но если ничего другого у нас нет, придётся довольствоваться и этим. Пойду собирать ребят.
Уже через пятнадцать минут отряд спецназовцев, руководимый Прохоровым, грузился на транспортно- боевой вертолёт «Ка-29ТБ». В свете прожекторов сверкали улыбки: «ребята» истосковались по настоящему делу.
— Держи пять, писатель, — Роман протянул Кадману руку. — Надеюсь, ещё увидимся.
— Когда вас ждать? — Антон повысил голос, чтобы перекричать вой раскручивающихся турбин.
— До Второго Пришествия возвратимся, — смеясь, пообещал майор.
Потом козырнул шутливо и запрыгнул в нутро «вертушки», откуда выглядывали спецназовцы в белых маскхалатах.
Под рёв двух газотурбинных двигателей ТВ3-117В мощностью в две тысячи лошадиных сил «Ка-29» поднялся в воздух. Антон Кадман, стоя на палубе, помахал ему рукой. Литератора почему-то не оставляло тревожное предчувствие. Ему показалось, что он видит Романа Прохорова в последний раз, и Антон суеверно сплюнул через левое плечо.
— Сообщение с «хаммера», — доложил оператор пульта связи боевого информационного центра. — Низколетящая воздушная цель! Пеленг — 80, удаление — 96, высота — сто пятьдесят футов. Скорость — 120 узлов.
— Вертолёт? — встрепенулся контр-адмирал Эллисон. — Этого нам только не хватало. Разведка может дать более точную характеристику русскому вертолёту?
Вахтенный офицер разведки схватился за трубку аппарата внутренней связи, быстро переговорил с постом РЭР, после чего повернулся к Эллисону:
— Судя по параметрам движения, сэр, мы можем предположить, что перед нами «Хеликс-Би». Это военно-транспортная модификация русской машины «Ка-27». Способна перевозить до шестнадцати десантников.
Эллисон нахмурился.
— Скверно. Это очень скверно. Свяжитесь с экспедицией. Узнайте, насколько они продвинулись.
— Они уже внутри базы, сэр.
— Очевидно, русские как-то разнюхали об этом, — он повернулся к командиру информационного центра. — Какие будут предложения?
— Мы могли бы отогнать их, сэр, — сказал командир БИЦ. — Можно выслать «жука». Пусть он пару раз встряхнёт русских воздушной волной. Таким образом мы дадим им понять, что их присутствие в нашем квадрате нежелательно.
— Что скажет командир авиакрыла? — Эллисон повернулся к Санчесу.
— Я не хотел бы обострять обстановку, сэр, — Майкл подтянулся. — Антарктида принадлежит всем, сэр. Русские имеют право высаживаться где угодно и когда угодно.
— Мне это известно, — кивнул Эллисон. — Я хочу услышать ваше мнение относительно предложенной акции.
— Это ничего не даст, сэр. Русские снизятся до предельно малой и уйдут от «хорнета».
— Но не сбивать же нам их в самом деле… — Эллисон задумался. — Кто у нас сейчас в воздухе?
— Два «томкэта» и два «хорнета», сэр, — отрапортовал Санчес. — Ещё два «кота» находятся в пятиминутной готовности.
— Пошлите кого-нибудь из них к этому чёртову вертолёту. Будем надеяться, что русские одумаются.
— Слушаюсь, сэр! — подтвердил получение приказа командир боевого информационного поста и взял в руки микрофон.
Лейтенант Сэм Андерсон (бортовой номер «104», позывной — Баскетболист) служил в авиации ВМФ уже шестой год, но, как он считал, ещё ничего не успел сделать в своей жизни. Получив распределение в часть, находящуюся в резерве, он был искренне расстроен и мучался вопросом, почему так произошло. Служил он честно, звёзд с неба не хватал, но был на хорошем счету, а тут вдруг такая неудача. Самое же печальное заключалось в том, что все рапорты лейтенанта с просьбой перевести его из резерва в действующее авиакрыло, возвращались с резолюцией «Отказать» — впору было задуматься о заговоре командования, направленном против лейтенанта лично и ставящем целью лишить его возможности проявить себя и сделать карьеру. Подлинная же причина была столь же прозаична, как монета достоинством в один доллар.
После смотра выпускников Командующий авиацией Атлантического флота спросил у начальника училища:
«А что это там был за дылда во главе строя?» «Курсант Сэм Андерсон!» — доложил начальник училища.
«На девушку похож, — заметил Командующий. — Ресницы, щёки, губы. Он их не красит? Может, он гей?» «Не замечен», — немного подумав, отвечал начальник училища.
«Геи, они скрытные, — покивал Командующий. — Отправьте его в резерв. Нам на флоте геи не нужны».
В те времена в Америке как раз шла дискуссия на тему, можно ли официально разрешить гомосексуалистам служить в действующих войсках. Командующий авиацией Атлантического флота был из наиболее ярых противников этой идеи и исповедовал принцип, сформулированный генералом армии и героем «Бури в пустыне» Норманом Шварцкопфом: «Когда солдат идёт в бой, он должен быть спокоен за свой тыл». Начальник училища не посмел ослушаться.