В мае 1984 года добровольное уединение Отто Раннета снова было нарушено. Ученикам шестого-а класса школы номер один Антоше Кадману, откликающемуся на прозвище Кад, и Олегу Филиппову, обижающемуся на прозвище Филиппок, учительница литературы и классный руководитель Ларина Клавдия Николаевна, называемая за глаза Ларкой, поручила разобраться к празднику Великой Победы с «подшефными» ветеранами. Разнарядку на шефство спустили из ГорОНО ещё два года назад, но только теперь потребовали отчёта. Антон и Олег взялись за дело без энтузиазма: любое поручение, исходящее от Ларки, они воспринимали как неизбежное зло, от которого лучше было бы «отвертеться», но если уж не получилось…
Выписав из журнала «Общественная нагрузка» фамилии и адреса подопечных, ребята отправились в поход по квартирам, выдавая везде стандартный словесный набор типа: «Здравствуйте! Мы из школы номер один. Наш класс взял над вами шефство. Поздравляем вас с наступающим праздником. Не нужна ли вам какая-нибудь помощь?» Ветераны в общем и целом встречали их дружелюбно, поили чаем и рассказывали о ратных подвигах — школьники внимали, ставили галочку в блокнот и двигались дальше. За два вечера они практически выполнили поручение Клавдии Николаевны, оставив на закуску нелюдимого эстонца. Олегу Филиппову идти к этому эстонцу очень не хотелось. Дело в том, что он был одним из тех проказников, которые подбросили «дымовуху», и теперь опасался, как бы Отто Раннет его не опознал.
«Давай не пойдём, — ныл он. — Скажем Ларке, что были у него — она всё равно проверять не станет».
Но Антон, которому в недалёком будущем предстояло стать «акулой пера» и хроникёром НИИ Нематериальных Взаимодействий, ещё в юности отличался повышенной социальной ответственностью. А потому он совершенно проигнорировал аргументы Филиппка. Кроме того, чего уж скрывать, Антон кое-что слышал о загадочном эстонце, и в голове школьника зрел некий сюжет, десять лет спустя переложенный на бумагу и опубликованный в виде рассказа «Чёрная тетрадь» в питерском еженедельнике «Спутник».
Они заявились к Отто Раннету около девяти вечера, когда на улице совсем стемнело. Пришлось долго звонить в дверь, а потом ещё ждать, когда пенсионер изучит нежданных гостей в глазок и справится с тремя замками (интересно, зачем ему столько?). Наконец дверь приоткрылась, и над натянувшейся поперёк проёма цепочкой появилось изборождённое морщинами лицо.
«Кто ви такие?» — с сильным акцентом спросил эстонец.
«Здравствуйте! — заторопился Антон. — Мы ученики шестого-а класса школы номер один. Мы к вам по поручению. Наш класс шефствует над вами. Мы хотим поздравить вас с праздником Великой Победы над немецкими захватчиками. И хотим спросить вас о трудностях… Меня зовут Антон Кадман. А его зовут Олег Филиппов», — добавил он в заключение, тут же сообразив, что с этого следовало начинать.
Изучающий взгляд эстонца, который терпеливо слушал всю эту белиберду, вдруг остекленел. Это было настолько неожиданно и страшно, что Антон даже отпрянул.
«Как ти сказать?» — проблеял старец. — Кацман?' «Нет, я Кадман, — поправил Антон. — Не Кацман, а Кадман».
Дверь с треском захлопнулась, а Филипок, прятавшийся за спиной Антона, облегчённо вздохнул.
«Сумасшедший какой-то», — сказал он Антону.
Но тут дверь снова открылась — хозяин просто-напросто снимал цепочку.
«Прахатите, ученики шестоко-а», — сказал загадочный эстонец, отступая вглубь квартиры.
Не без робости двое ребят вошли в полутёмную прихожую. В те времена внутреннее убранство советских однокомнатных квартир было достаточно типовым: палас на полу, пошлый ковёр на стене, люстра из поддельного хрусталя под потолком, шкаф из двух секций, стоящий поперёк и разделяющий комнату на две части — «гостиную» и «спальную». Ничего подобного школьники здесь не увидели. Интерьер квартиры Отто Раннета был скромен и по-солдатски прост: голый, но отмытый до блеска пол, идеально заправленная односпальная кровать, простой шифоньер, обои в цветочек. Поражало полное отсутствие какой-либо бытовой техники: не наблюдалось ни телевизора, ни радиоприёмника, словно старый эстонец совершенно не интересовался тем, что происходит в мире. Ещё внимание Антона привлекла непонятная картинка, висевшая над кроватью — старинная гравюра, изображающая двух людей: мужчину в рыцарском облачении, стоящего на мраморной лестнице в театральной позе с копьём в правой руке и чашей — в левой, и женщину, ступенькой ниже, одетую как простолюдинка, преклонившую перед ним колени.
«Сатитесь, ученики шестоко-а, — Отто Раннет предложил школьникам две деревянные табуретки. — Сатитесь и раскасывайте, кто вас присылал».
Филипок, потупившись, смотрел в пол и явно не горел желанием общаться с эстонцем. Антон повторил уже сказанное, добавив к своим словам только ссылку на Клавдию Николаевну и ГорОНО.
Пенсионер задумался, а потом спросил:
«А почему Клафтия Николаефна решила, путто я есть фетеран?» Антон опешил.
«А разве вы… не ветеран?» «Нет, я не фетеран».
«А где вы были… что делали во время войны?» «Я пыл в концлагерь. Красная Армия асфапатила меня».
В подтверждение старый эстонец закатал рукав и продемонстрировал подросткам синие цифры, вытатуированные на предплечье. Антон и Олег озадаченно переглянулись.
«И вы совсем не имеете никаких орденов?» — уточнил Антон.
«Нет, не имею ортеноф», — подтвердил пенсионер.
Антон спрятал извлечённый было блокнот в карман и встал.
«Тогда извините, — сказал он разочарованно, — мы, наверное, пойдём…» Раннет тоже привстал и вдруг, вытянув руку, цепко ухватил Антона за локоток.
«И перетафай Клафтии Николаефне, — произнёс он, растягивая слова пуще прежнего, — я не фетеран, а пыфший заключаемый фашистоф».
«Я обязательно передам», — пообещал Антон и, разумеется, выполнил своё обещание.
Возможно, что это мимолётное посещение обители нелюдимого эстонца учениками шестого-а класса было единственным достаточно тесным контактом Отто Раннета с жителями Силламяэ, и такое положение вещей сохранялось бы до сих пор, если бы в один прекрасный день вся Прибалтика не возжелала независимости и не началась эпоха перемен, спутавшая линии судеб миллионов людей.
Первоначально жители Силламяэ с энтузиазмом восприняли идею государственной независимости: в начале 90-х многим казалось, что все проблемы связаны с Москвой, достаточно сделать решительный шаг, и жизнь немедленно придёт в соответствие с лучшими европейскими стандартами. Однако очень скоро стало ясно, что, возможно, кто-то в Эстонии и будет жить по европейским стандартам, но только не русские, которых в первые же дни после самоопределения прибалтийских республик записали в «лица без гражданства», лишили пенсий, льгот, права на трудоустройство. Разумеется, тут же началось новое брожение умов — теперь уже направленное на возврат в состав России.
Всё это мало касалось Отто Раннета до того самого момента, когда подвыпившие ребята, названные в полицейском протоколе «русскими националистами», не перебили все стёкла в окнах его квартиры, выкрикивая при этом «лозунги, призывающие к разрушению государственности и свержению существующего строя». Дело получило широкую огласку. Таллинн давно собирался окоротить «русофилов» Силламяэ, не доставало только повода. Из центра прибыла целая следственная бригада и развернула кипучую деятельность. В первый (но, к сожалению, не в последний) раз Отто Раннет оказался в центре внимания. И хотя ничем существенным помочь следствию он не мог, его раз за разом вызывали на допросы. Наконец были произведены аресты и состоялся суд. Раннет на суд не пошёл, хотя ему и прислали повестку — он надеялся, что теперь, после окончания дела, ему дадут вернуться в тень. Он ошибался. Не прошло и года, как на его скромную персону вновь обратили внимание.
Однажды жители улицы Береговая были привлечены появлением кавалькады «иномарок» с мигалками, сопровождаемой полицейскими на мотоциклах — по всему, в город прибыла большая шишка. Кавалькада остановилась у дома, где жил Отто Раннет. Из головной машины вышли двое в шляпах и узких длиннополых плащах, осмотрели подъезд и прилежащие территории, после чего сопроводили к Раннету некоего солидного господина, одетого довольно примечательно — в чёрный френч полувоенного покроя с серебряными позументами в виде меандра из переплетённых свастик. Господин представился озадаченному Раннету как замминистра культуры Эйно Парве и повёл разговор о необходимости возвращения к корням, о возрождении древних традиций, сметённых большевиками, об исторической справедливости и борьбе с
