старыми кожаными шлемами на соломенных макушках. Вторая сотня колет чучела копьями, выворачивая их у хозотрядовцев из рук и сбрасывая на землю. Удержавшиеся над стеной чучела бойцы дружно рубят топорами и колют кинжалами.
Рустам недовольно хмурится, в этот раз на отражение «атаки» затратили непозволительно много времени. Часть ополченцев провели свои удары без должной силы, другие и вовсе промазали, нанеся свои первые удары вскользь. Небольшая взбучка Карвину и сержантам, строгое внушение «отличившимся» бойцам, и новый ряд соломенных чучел взмывает над крепостной стеной. Бьют копья, взлетают на добивание топоры, сверкают кинжалы. Вот это уже получше. Рустам удовлетворенно качает головой, Карвин устало улыбается, но через мгновение ему становится не до улыбки, над стеной снова появляются кожаные шлемы, подчиняясь крепким рукам неутомимых хозотрядовцев.
В ста шагах от городской стены, прямо в чистом поле, на виду у своих товарищей, потемневшими от бесконечных тренировок глазами выцеливает черные круги мишеней стрелковая сотня. Первое время Рустам каждый день приходил на их тренировки, часами наблюдая за светловолосым эльфом. Фламенель словно не замечал его подозрений, четко рапортовал, приветливо улыбался и выжимал своих подопечных до седьмого пота. Трех-четырех дней Рустаму хватило, чтобы понять: подозрения подозрениями, но дело свое Фламенель знает твердо и наставник из него каких еще поискать.
На своем стрельбище арбалетчики занимаются поэтапно. В течение часа – первый пул упражняется в стрельбе на меткость, второй пул в скорострельной стрельбе по более крупным мишеням, а третий с полной выкладкой бегает по полю, через каждые двести метров выстраивается в боевой порядок, натягивает арбалеты, вхолостую разряжает, и снова бег на следующие двести метров. Каждый час пулы меняются местами. Неудивительно, что при таком жестком графике искушение убить исподтишка ненавистного командира-эльфа посетило арбалетчиков едва ли не на второй день. И только ответственность за нуждающиеся в их защите семьи, а также суровый всевидящий взгляд первого унтера удержали некоторые горячие головы от поспешных решений. Впрочем, ненавидеть своего командира им никто не запрещал. И они его ненавидели. Безропотно исходили потом, сбивая в кровь усталые ладони, выкладывались без остатка, впитывая стрелковую науку, восхищались его мастерской стрельбой и – самозабвенно ненавидели.
Фламенель чувствовал их ненависть, не мог не чувствовать, но вел себя безупречно уверенно и спокойно. Вот третий пул под руководством сержанта Старка отрабатывает скорострельность. Арбалетчики третьего пула – лучшие в стрельбе на меткость, но скорострельность у них оставляет желать лучшего. Фламенель подходит к их мишеням и останавливает стрельбу. Собирая вокруг себя ополченцев, он не может не видеть, что в их руках снаряженные к бою арбалеты, не может не понимать, что, если кому-нибудь вздумается выстрелить в него в упор, ему не увернуться, но он спокоен, как змея. Зеленые глаза мерцают холодными льдинками, а воздух режут строгие слова:
– Норматив эльфийского лучника – двенадцать стрел в минуту. Норматив коронного арбалетчика для нашего типа арбалета – два выстрела в минуту. Ваш предел на данный момент – выстрел в минуту. При штурме каждому нашему пулу будут противостоять сотни эльфийских лучников. Даже одна сотня лучников за минуту обрушит на вашу позицию тысячу двести стрел. И что вы хотите ей противопоставить? Свои жалкие тридцать болтов?
Лица бойцов вытягиваются, они начинают растерянно переглядываться.
– Вы слишком долго целитесь, – продолжает Фламенель свой наглядный урок. – Противник пойдет на штурм плотной, насыщенной массой, иначе его атака заранее обречена на провал, в этих условиях меткость отходит на второй план. Подпустите его на пятьдесят шагов, и ваш арбалет пробьет броню эльфийского лучника практически в любом месте. Нет смысла в таких условиях выцеливать уязвимые места. Перезаряжайтесь быстрей и бейте навскидку, этого будет вполне достаточно. Сержант Старк!
– Да, господин унтер-офицер?
– К концу недели ваш пул должен добиться нормы скорострельности – четыре выстрела в минуту.
– ?!
Фламенель холодно посмотрел на его вытянувшееся лицо и жестко отрезал:
– А к концу сегодняшнего дня пул должен добиться нормы коронных арбалетчиков – два выстрела в минуту. В противном случае будете заниматься всю ночь. Вам все ясно, сержант?
– Да, господин унтер-офицер!
– Продолжайте занятия, вы и так уже потеряли кучу времени.
– Слушаюсь, господин унтер-офицер!
Нахмуренные арбалетчики возвращаются к мишеням. Наученные горьким опытом, они ни на мгновение не сомневаются, что, если они не достигнут поставленной задачи, унтер не моргнув глазом выполнит свою угрозу и им придется сутками торчать на стрельбище.
На куртине, прилегающей к воротам с севера, третья сотня старика Жано час за часом занималась силовыми упражнениями с привычными для глинглокской армии каменными шарами. Крепкие и сильные новобранцы, из которых и была отобрана лучшая в полку сотня, скрипели зубами от боли в натруженных мышцах. И изрыгали про себя тысячу ругательств, с удивлением наблюдая за своим старым унтер-офицером, который без видимого перенапряжения выполнял силовые нормы наравне с рядовыми бойцами своей элитной сотни.
Полк усиленно готовился к встрече с врагом. Новости с севера день ото дня становились все тревожнее. Эльфийская и гномья железные лавины, объединившись, медленно, но верно двигались к югу, опустошая все на своем пути. Времени у лондейлского гарнизона осталось всего ничего, и Рустам с Гартом стремились использовать каждую минуту из отпущенных им небом. Новобранцев выворачивали за день наизнанку, жесткими короткими уроками рукопашного боя выбивая лень и нерадивость из особо непонятливых. А после изнурительного и тяжелого дня сержанты, унтеры и даже сам капитан выходили на дополнительную вечернюю тренировку, которую Гарт проводил настолько жестко и насыщенно, что полковой целитель Трент сбился с ног, каждый день в срочном порядке приводя в порядок командному составу третьего ополченческого вывернутые суставы и разбитые носы.
Дни пролетали непрекращающимся кошмаром, но страшные нагрузки давали свои плоды. Уже в скором времени Рустам почувствовал, что у него в подчинении не толпа из пяти с лишним сотен вооруженных мужиков, а крепкое боевое подразделение. Возможно, еще далекое от идеала, не до конца слаженное и обученное, но тем не менее готовое встретить врага во всеоружии.
Бесшумно ступая мягкими кожаными сапогами на небольшую прогалину, затерянную в чаще, вышли настороженные, полные скрытой угрозы тени. Крепкие руки сжимают короткие составные луки, усиленные костяными накладками. Внимательные глаза изучают окружающий лес, чуткие остроконечные уши просеивают лесные звуки, вылавливая посторонний шум.
Эльфийскому сержанту, возглавляющему передовой дозор, не нужны слова. Легкий, едва заметный жест – и восемь лесных лучников сдвигаются с места, быстрым рывком пересекая прогалину и растворяясь среди деревьев. Все тихо и спокойно, беззаботно поют лесные птицы, а изредка попадающиеся на пути звери непуганы и беззаботны.
Все тихо и спокойно, но лишь до поры до времени. Тихий шепот егерских арбалетов взрывает лесную идиллию. Красными брызгами покрываются зеленые листья. Ломая ветки, из засады выскакивают королевские егеря. Короткий, бешеный рывок, и так и не успевшим выстрелить эльфам приходится вступить в неравный бой с превосходящим их противником. По въевшейся в кровь привычке лесные лучники и егеря дерутся молча. Лишь звон стали да треск сухих веток под ногами сопровождает их яростную схватку.
Живой клубок прокрутился в смертельном водовороте и распался, оставив на траве шестерых мертвых лучников и двух корчащихся от боли егерей. Оставшиеся на ногах егеря, блестя наконечниками коротких копий и угрожающе покачивая боевыми топорами, взяли в живое кольцо двух уцелевших эльфов.
Взбешенный эльфийский сержант стряхнул с лезвия меча капли крови и, широко расставив ноги, покачивался из стороны в сторону, следя напряженным взглядом за каждым движением окруживших его егерей. Спиной к спине рядом с ним встал пожилой вздорный капрал. Из бедра капрала щедро сочилась кровь, он бледнел прямо на глазах, но и не думал сдаваться. Отбросив потяжелевший щит, он двумя слабеющими руками держал выставленный перед собой меч.
Егеря не торопились, не желая понапрасну рисковать в выгодной для себя ситуации. Наступившее молчание прерывало лишь тяжелое, хриплое дыхание, даже раненые перестали стонать, придавленные
