— Но вы были тогда моложе… гораздо моложе, — заметил психиатр.
Халлорхен стал рассматривать носки ботинок.
— К чему все это? Я — офицер и, согласно присяге, обязан беспрекословно выполнять любые задания. До сих пор, как вы могли прочесть в моем личном деле, я выполнял свои обязанности беспрекословно.
— Что же произошло? Вы не допускали мысли, что это была учебная тревога?
— Нет, сэр, — ответил Халлорхен. — Я думал, что запускаю ракету. И просто не мог заставить себя повернуть ключ.
Голос психиатра:
— Быть может, вы представили себе последствия?.. Чувство личной моральной ответственности… вины?
— Может быть, — произнес Халлорхен. — Может быть…
Пат Хили приглушила звук монитора.
— Беседа продолжается еще полчаса. Насколько можно судить, этот человек в последнюю минуту натолкнулся на этическую преграду. И он не одинок. Были и другие случаи, когда дежурные не смогли повернуть ключ… и впоследствии не могли дать этому объяснений. Они застывали, словно пораженные столбняком.
Генерал Берринджер нервно запыхал сигарой. Тонкий дымок потянулся вверх, расплываясь голубоватым слоем по комнате.
— Типичный случай, — произнес он отрывисто-грубым командирским голосом. — У всех у них прекрасные послужные списки. Мы производим тщательный отбор. Офицеры считают за честь стать командиром ракетного комплекса.
Кэбот весь подобрался. Его голос прервал успокоительные рассуждения Берринджера.
— Генерал, более двадцати процентов ваших ракетчиков, подобно этому капитану, не смогли, хуже того — отказались произвести пуск во время учебной тревоги. Думается, понятие о воинской чести значит для них не слишком много!
Уотсон откинулся в кресле.
— Невыполнение приказа превратилось в широко распространенную болезнь в наших вооруженных силах, — мягко заговорил он, обращаясь к Маккитрику. — Но президент озабочен в первую очередь состоянием боеготовности наших баллистических ракет.
Маккитрик кивнул. «Да-да, я как раз тот человек, который выведет вас из прорыва», — подумал он.
— Мы приехали сюда с тем, чтобы предложить президенту решение… срочное решение, — сказал Кэбот. — Как вам известно, президент не любит рассусоливать в вопросах обороноспособности страны.
— Можете передать президенту, — отчеканил Берринджер, — что я отдал приказ
«Самое время», — подумал Маккитрик.
— Извините меня, генерал, — произнес он вслух, — но, думается, это пустая трата времени. Вы подобрали вполне надежных людей. Проблема не в них, а в том, чего мы от них требуем.
Кэбот посмотрел на часы.
— Послушайте, — устало сказал он, — через час, даже меньше, мы должны уже быть в самолете. И по возвращении я обязан объяснить президенту, почему двадцать два процента командиров наших ракетных установок не смогли запустить ракеты. Что я ему скажу, черт возьми?! Что эти двадцать два процента — неплохие ребята? Да он слопает меня с потрохами!
Берринджер побагровел.
— Я убежден, что более строгий отбор…
— Генерал, — перебил его Маккитрик, вновь беря инициативу в свои руки, — нельзя же допустить, чтобы комиссия вернулась в Вашингтон с грузом первостатейной ерунды. — Он повернулся к гостям и выдержал театральную паузу. — Ясно, что предусмотреть все человеческие реакции невозможно. Человек, сидящий за пусковым пультом, знает, что повлечет за собой поворот его ключа. Нам следует, господа, вообще исключить человеческий фактор из стартового цикла.
— Вы соображаете, что говорите, Маккитрик! — взорвался Берринджер.
Но Кэбот уже проглотил наживку. Он был явно заинтригован. «Я зацепил его», — мелькнуло у Маккитрика.
— Вы имеете в виду — убрать людей из стартовых командных пунктов? — спросил он.
— А почему нет? — вопросом на вопрос ответил Маккитрик.
Берринджер вскочил, забыв в гневе про сигару, и, уперев указующий перст в Маккитрика, загрохотал:
— Что касается меня, то я спокойно сплю, только когда знаю, что наши парни дежурят у кнопок!
«Какая дубина», — подумал Маккитрик.
— Генерал, — возразил он нарочито спокойным тоном, — я не спорю, у вас там сидят прекрасные люди… Но в этом-то вся загвоздка! Ведь все, что от них требуется — это повернуть ключи, когда компьютер прикажет им сделать это.
— Вы хотите сказать — когда президент прикажет им повернуть их, — поправил Уотсон.
