Рядом с центром города лежала Торговая площадь — яблоневый сад, вокруг которого располагались лавки и магазины. Яну вскоре пришлось замедлить шаг: он угодил в толчею горожан, торопившихся на праздник и устроивших на улицах пробки. Купцы, стоявшие за прилавками и у входов в палатки, выставили на всеобщее обозрение самые разнообразные и соблазнительные приманки — все, от дорогих тканей до редкостных специй, от медных кувшинов и до кожаных ремней.
Восхитительные ароматы разносились по площади на крыльях дымного чада: охрипшие разносчики наперебой расхваливали свой товар — тушеное мясо с острыми приправами, рассыпчатые персиковые пирожки, горячие слойки, каштаны, жаренные на углях. Толпа колыхалась и урчала от восторга. Сегодня все были в праздничных нарядах: женщины — в длинных расшитых платьях, мужчины — в ярких цветных сюртуках. На площади царила мешанина красок, запахов и звуков, локтей и плеч, незлобиво расталкивающих толпу, и стиснутых в давке тел, пробирающихся между палатками торговцев и увеселительными павильонами.
Утомленный донельзя, Ян торопливо проталкивался сквозь гущу горожан.
Главная пивная Грогшира — «Голосистый петушок» — стояла на дальней стороне площади. Откуда-то доносились обрывки музыки; вскоре Ян увидел целую толпу странствующих менестрелей, пощипывающих струны арф, дудящих в свирели и бренчащих на гитарах. Чуть поодаль кружком сидели волынщики; цимбалы, трещотки и бубны наперебой вторили разношерстным мелодиям, слившимся в сплошную какофонию и повисшим в воздухе над площадью, словно густой туман. Жонглеры демонстрировали свое непростое искусство: яркие шары, апельсины, лимоны и цирковые булавы взлетали в воздух и падали вниз — лишь затем, чтобы вновь устремиться к безоблачному небу. Горожане развлекались всевозможными играми — шашками и шахматами, триктраком и жмурками. На каждом углу площади стоял балаган с марионетками, окруженный толпой хохочущих ребятишек в цветных одеждах. Всех охватил и увлек буйный экстаз весеннего праздника. Даже угрюмое сердце Яна не устояло перед таким заразительным весельем. Приемышу сапожника захотелось задержаться на площади и поразвлечься вместе со всеми… но у него было важное дело. Надо было разыскать рыцарей, там, в пивной…
И Ян двинулся дальше по утоптанной траве, пригибаясь под яблоневыми ветвями и перепрыгивая через рытвины и груды мусора. Но почти добравшись до противоположного края площади, он внезапно наткнулся на препятствие посерьезнее. Плотно сбившаяся толпа грогширцев завороженно смотрела на выстроившиеся в ряд большие фургоны. Это был бродячий театр: актеры в каждом фургоне застыли в странных позах, демонстрируя одну из сцен длинного спектакля.
Это был цикл мистерий, объединенных в одну огромную историю.
Поскольку протиснуться через толпу зрителей все равно было невозможно, Ян остановился и за неимением другого выбора остался смотреть.
Цикл только что начался. Действие разворачивалось на подмостках головного фургона; актеры во всех остальных повозках просто стояли, дожидаясь своей очереди. Декорации первой сцены состояли в основном из воротцев, украшенных сверкающими на солнце перьями. Между воротцами стояли в молитвенных позах люди с крыльями, в ослепительно белых одеяниях — ангелы.
На деревянном помосте над сценой возвышался большой трон, до половины прикрытый сверху шелковой занавеской, колыхавшейся на ветру, из-под которой виднелись ноги в малиновых шароварах и усыпанных фальшивыми самоцветами сандалиях.
Судя по всему, сцена представляла Небеса. А человек на троне, следовательно, был самим Господом Богом.
Ян увидел, как Бог просунул руку сквозь разрез в занавеске и указал на группу сражающихся на краю сцены ангелов.
— Возлюбленный наш Люцифер, хранитель музыки сфер и музыкант Моего сердца!
— прогремел громоподобный голос. — Ты замыслил низвергнуть Меня с Моего небесного престола и захватить власть над миром. Ты весь раздулся от гордыни.
Тебе удалось отвратить взоры множества Моих ангелов от истинного света и обратить их к себе, преисполняющемуся тьмы с каждым вздохом. Но воинство Моих архангелов Гавриила и Михаила сокрушило тебя. И вот ты повержен, вот ты пресмыкаешься предо Мной в ожидании заслуженной кары. Что ты можешь сказать Мне, прежде чем приговор будет оглашен и приведен в исполнение?
Группа ангелов расступилась, образовав полукольцо безмолвных стражей с поникшими крыльями вокруг одинокой темнолицей фигуры в изорванном одеянии.
Обвиняемый повернулся к трону лицом и изобразил непристойный жест, при виде которого зрители разразились хохотом и затопали ногами от восторга.
— Хо-хо! — надменно воскликнул мятежник. — Ты, тупорылый тролль! Ты, трусливый ублюдок! Ты выиграл эту партию, дражайший Иегова, но выиграл только обманом! Ты заставил меня поверить, будто войска, которое я собирал сто вечностей напролет, будет достаточно для победы. Но теперь я познал меру Твоего могущества. Я буду трудиться не покладая рук, пока не сравняюсь с Тобой. Тогда Ты утратишь право оставаться тираном в этом мире. Так что давай, Иегова, придумай мне наказание потяжелее. Ведь рано или поздно я верну Тебе должок.
Вдвойне и с процентами.
И величественный даже в своем унижении Сатана разразился зловещим хохотом.
Внезапно из-за занавески над троном повалил дым. Снова загремел гневными раскатами голос Бога:
— Вот теперь ты окончательно растравил Мою душу, Люцифер. Твоя безумная игра зашла чересчур далеко. Я сотворил на новой планете Земля, в самом центре ее, местечко, которое станет твоей тюрьмой. Там жара и жидкая лава. Это — абсолютная дыра, Люцифер! И когда Я низвергну тебя в это озеро пламени…
— Почему бы не назвать Твое творение сокращенно — А.Д.? — предложил стоящий сбоку от занавески ангел с блестящей медной трубой. — Просто «ад», о милостивейший Иегова? Рифмуется со словом «зад», что, очевидно, весьма близко к действительности…
— Гм-м… Неплохое имечко. Так вот, Люцифер, ты останешься в аду до тех пор, пока не смиришь свою гордыню. — Рука из-за занавески щелкнула пальцами. — Вышвырните его отсюда! И других предателей — следом!
— Лучше властвовать в аду, — взревел Люцифер, — чем голосить в Твою честь идиотские гимны!
И тут на сцену выбежал маленький херувимчик с серебряной лирой в руках.
— Почтенный хормейстер, — пропищал этот симпатичный краснощекий малыш, обращаясь к предводителю мятежных ангелов. — Вы забыли свой любимый инструмент.
Мы с серафимами будем денно и нощно молиться за ваше освобождение и возвращение!
Угрюмые ангелы-стражи сгрудились вокруг Люцифера, вцепились в него и потащили к краю сцены, попутно прихватив и незадачливого херувима.
Сломанная лира с порванными струнами осталась лежать на полу.
Люцифера и его прислужников — трех актеров в истрепанных одеяниях — сбросили со сцены в пыль; перепуганный херувимчик полетел вслед за ними. Спустя несколько секунд падшие ангелы поднялись, с достоинством отряхнулись и направились к следующему фургону. Херувим заплакал:
— Но я не сделал ничего плохого! Почему же меня выгнали вместе с вами?
— Тише! — зашикали на него остальные. — Ты — один из нас, и в этом не может быть сомнений. Бог не ошибается.
Люцифер, возглавлявший эту пеструю компанию, вспрыгнул на сцену второго фургона. Декорации из красного и оранжевого картона и горшочки с огнем, от которых поднимался вонючий дым, живописали адские костры и пытки.
Ян уже успел понять, какую историю разыгрывают актеры: это была легенда о Ласло — херувиме, сброшенном с Небес по ошибке. Увидев его в аду, Люцифер не смог найти ему достойного применения. Он обозвал его «Божьей отрыжкой» и швырнул обратно на Небеса. Но хорошим глазомером Люцифер не отличался, и юный ангел попал на Землю, во времена, уже далеко отстоящие от смерти Адама и Евы.
Ему пришлось скитаться по дорогам, то и дело пытаясь убедить людей и Господа Бога в том, что он действительно ангел и вполне заслуживает законного места в Небесном Доме.
Ян знал и очень любил этот смешной и печальный цикл сказок; но сейчас не было времени досмотреть
