за оборону Берлина, — был самым ярым сторонником ведения тотальной войны на уничтожение. Он не уставал посещать войска на фронте, произносить речи, инспектировать части фольксштурма и принимать их парады. Основная масса населения Гитлера теперь не видела. Он полностью исчез из хроники новостей. Последняя его речь по радио была произнесена 30 января, в день двенадцатилетней годовщины нацистского режима. Его голос был настолько слаб, что это заметили буквально все. Неудивительно, что поползли слухи о подмене фюрера. Многие считали, что настоящий Гитлер либо уже мертв, либо взят под стражу. Общественность ничего не знала и о местонахождении главы государства — находился ли он в Берхтесгадене или в Берлине? И пока Геббельс навещал жертв бомбовых ударов, зарабатывая тем самым для себя дополнительную популярность, фюрер не желал даже смотреть на свою разрушенную столицу.
Исчезновение Гитлера из общественной жизни, с одной стороны, произошло по его собственному желанию, а с другой — по причине невозможности показывать его на людях. Эфицеры, посещавшие рейхсканцелярию фюрера и не видевшие его со времени прошлогоднего покушения, в один голос говорили о том, как сильно изменился внешний вид Гитлера. 'Он стал таким сгорбленным, рассказывал помощник Гудериана майор Фрайтаг фон Лорингхофен, — что порой кажется, он хочет подпрыгнуть'[150]. Когда-то сверкающие глаза теперь помутнели. Бледная кожа на лице стала почти серой. Когда фюрер входил в кабинет, где его ожидали военные, всем было видно, как он хромает на левую ногу. Его рукопожатие стало слабым. Часто он был вынужден придерживать левую руку, чтобы она не тряслась. В пятьдесят лесть лет Гитлер выглядел практически стариком. Фюрер потерял также возможность блеснуть перед собравшимися своим удивительным качеством держать в уме многие детали дела и относящиеся к нему статистические данные. И самое равное — теперь он не мог доставить себе удовольствие наблюдать, как его помощники и заместители грызут друг другу глотки за место у его трона. Вокруг себя фюрер видел сейчас одни только измены и предательства.
Офицеры генерального штаба, ежедневно посещавшие рейхсканцелярию, были хорошо осведомлены об антиармейских настроениях, распространявшихся в бункере фюрера. Приезжая к Гитлеру из Цоссена, Гудериан проходил мимо вооруженного караула эсэсовцев. Как только он и его помощники заходили в помещение, им немедленно предлагали раскрыть свои портфели для проверки. Затем у них отбираюсь личное оружие. Унизительнее всего было стоять под пристальным взглядом охранников, которые с подозрением рассматривали любую выпуклость на одежде генерала.
Армейским офицерам, заходя в рейхсканцелярию, следовало забыть о том, как отдается честь в вермахте, а салютовать истинным 'германским приветствием' — выкидывая руку вперед и вверх. Для многих армейцев этот жест былнепривычным, и поначалу их рука тянулась к голове. Но заем, остановившись на полпути, она все же вытягивалась вперед. Фрайтаг фон Лорингхофен в нацистской канцелярии чувствовал себя чрезвычайно неуютно. Его предшественник на этом посту был казнен за участие в июльском покушении. Кроме того, его двоюродный брат, полковник барон Фрайтаг фон Лорингхофен, также подозревался в заговоре. Но тот успел покончить жизнь самоубийством.
Рейхсканцелярия была почти пустой. Картины, ковры и мебель были убраны. Повсюду виднелись результаты бомбежек — трещины на потолке, разбитые стекла, забитые фанерой окна. Однажды Фрайтаг встретил в коридоре, ведущем в комнату для военных заседаний, двух женщин. Они были хорошо одеты и имели красивые прически. Фрайтаг сильно удивился такой фривольности, которая совсем не подходила для этого места. Он обернулся к сопровождавшему его адъютанту Кейтеля и спросил его, кто это такие.
'Одна из них Ева Браун'.
'А кто такая Ева Браун?' — снова удивился Фрайтаг.
'Она — любовница фюрера, — улыбнулся адъютант. — А вторая — ее сестра, которая замужем за Фегеляйном'[151].
Фрайтаг фон Лорингхофен счел за лучшее далее не задавать лишних вопросов. Вряд ли кто еще за пределами рейхсканцелярии слышал об этих женщинах, даже те офицеры, которые регулярно приезжали сюда из Цоссена.
Фрайтаг, конечно же, знал Фегеляйна, связного офицера Гиммлера, и находил его 'страшно вульгарным типом, с ужасным мюнхенским акцентом и дурными манерами'. Фегеляйну ничего не стоило прервать посередине речь какого-нибудь генерала. Он пытался влезть в любое дело, которое его не касалось. Но, несмотря на все это, Фрайтаг фон Лорингхофен старался добиться его расположения. У него был тайный умысел. Одного из друзей Фрайтага арестовали и посадили в подвал гестапо. Он числился в списке подозреваемых в заговоре против Гитлера. Фрайтаг как-то сказал Фегеляйну, что абсолютно уверен в непричастности своего друга в покушении на фюрера, и попросил выяснить, что именно ему инкриминируют. К удивлению Фрайтага, Фегеляйн согласился узнать, в чем дело. Но что еще больше поразило помощника Гудериана — его друга вскоре выпустили на свободу.
Фегеляйн, офицер СС, отличившийся в боях против югославских партизан, был чрезвычайно самовлюбленным человеком. Ему, конечно, доставляло искреннее удовольствие использовать свои солидные связи, которые проистекали, во-первых, из его должности связного офицера Гиммлера, а во- вторых, из его близости к самому Гитлеру. Он стал очень близок и к Еве Браун; с которой прогуливался верхом на лошадях и танцевал на различных вечеринках. Некоторые уже подозревали, что между ними что-то происходило — хотя это маловероятно. Ева целиком посвятила себя Гитлеру, а Фегеляйн не был настолько сумасшедшим, чтобы рисковать всем, вступив в интимную связь с любовницей фюрера. 3 июня 1944 года, накануне высадки союзников в Нормандии, Гитлер являлся свидетелем на свадьбе Фегеляйна с младшей сестрой Евы Браун — Гретл, После этого Фегеляйн стал одним из самых приближенных к фюреру людей.
Удивительно, что окружение Гитлера могло одновременно быть и исполнительным, и коррумпированным. Некомпетентность и хаос среди ответственных лиц скрывались под лаской их показной лояльности фюреру и фальшивого единства мнений. Менталитет этих людей не позволял им упускать любую подвернувшуюся возможность добиться власти. И по мере того, как здоровье Гитлера ухудшилось, внутри круга его соратников стали плестись различные интриги. Геринг, Геббельс, Гиммлер и Борман — каждый из них уже видел себя преемником Гитлера. Они убедили себя, что внешний мир, несомненно, воспримет любого другого руководителя рейха, если к тому времени у Германии останется хоть какая-либо территория.
К концу третьей недели января войска маршала Конева, захватив Краков и Радом, волной накатились на Силезию. Получив инструкцию от Сталина сохранить нетронутыми заводы Верхней Силезии, Конев решил провести не полное, ачастичное окружение немецких сил в районе Катовице и Ратибора. В результате для германских частей оставался бы свободным путь на запад. 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко, наступавшая изначально на Бреслау, получила неожиданный приказ повернуть резко на юг, на Опельн, а затем продвигаться вдоль правого берега Одера. С востока немецкие войска уже теснили 21-я, 59-я и 60-я армии.
В ночь на 27 января дивизии немецкой 17-й армии были вынуждены начать быстрый отход из Верхней Силезии к Одеру. Танки генерала Рыбалко теперь действовали как стационарные артиллерийские орудия, уничтожая бегущих германских солдат. Советские боевые машины были закамуфлированы достаточно странным образом. Броню покрывала белая ткань, захваченная на текстильных фабриках Силезии[152].
Через два дня 'золото' Силезии было в советских руках. Для Германии это стало тяжелейшим ударом. Прогноз Шпеера на выпуск немецкой военной продукции, представленный германским военачальникам всего две недели назад, теперь лежал в руинах. Это осознал и сам Шпеер. По его мнению, поражение Германии стало теперь вопросом всего нескольких недель. Потеря индустриального региона в Силезии нанесла Германии, пожалуй, даже больший удар, чем все союзные бомбардировки Рура в течение последних двух лет.
Самым удивительным здесь являлось то, что отход из Силезии был одобрен самой ставкой Гитлера. Фюрер заменил генерала Харпе на своего фаворита генерала Шёрнера. Шёрнер, убежденный нацист, придерживался принципа 'сила через страх'[153]. Он получал удовлетворение лишь тогда, когда немецкие солдаты больше боялись его самого, чем русских.
17-я армия избежала окружения, но в Верхней Силезии осталось огромное количество мирного населения. У людей, особенно стариков, просто не нашлось другого выхода. Зачастую вдовы не хотели
