представляет такую ценность? Почему бы тогда не сохранить ее? Если же они поняли, что прогадали в этом обмене с поттоватоми, почему не возвратили себе землю по той же цене, которую они заплатили за нее нашему народу? Если за маленький клочок той земли, которую они забрали у нас за тысячу долларов в год, они готовы вечно платить поттоватоми по шестнадцать тысяч в год, то сколько же они должны нашему народу за землю в двадцать раз большую, чем этот клочок!
Образ мыслей белых людей уже не раз приводил меня в недоумение. Тогда же я впервые стал сомневаться, есть ли у них четкое представление о добре и зле.
С пророком я поддерживал тогда постоянную связь. Кроме того, были разосланы гонцы на Арканзас, Ред-Ривер и Техас. Это была секретная миссия, не связанная с нашими земельными осложнениями, о которой в настоящее время я не имею права говорить.
Мне доложили, что вожди фоксов были созваны в Прери-дю-Шейен на совет, чтобы разрешить какие-то разногласия, возникшие между ними и сиу. Девять вождей в сопровождении одной женщины отправились на место встречи, но около Висконсина на них напали меномони и сиу и перебили всех, кроме одного. Не буду подробно останавливаться на этом событии, так как о нем, вероятно, сообщалось в газетах и белые люди достаточно хорошо осведомлены об этом.
Надо сказать, что в последние два года мы забыли об играх и развлечениях. Народ наш раскололся на два лагеря. Один из них возглавлял Ке-о-кук, который готов был отречься от наших прав ради благосклонного отношения белых и трусливо уступить им деревню. Во главе второго стоял я, полный решимости отстаивать нашу деревню, несмотря на все приказы покинуть ее. Поскольку ни я, ни мои люди не участвовали в продаже нашей земли и, как утверждает договор, могли оставаться на ней, пока она принадлежала Соединенным Штатам, я был уверен, что нас нельзя изгнать оттуда силой. Поэтому я и отказывался покинуть свою деревню. Здесь я родился и здесь покоятся кости моих друзей и родных. С благоговением отношусь я к их могилам и никогда не оставил бы их по доброй воле.
Когда пред моим мысленным взором проходят картины юности и более поздних дней и я вспоминаю, что они разворачивались там, где издавна жили мои предки, которые ныне почиют под окрестными холмами, никакие доводы не могут заставить меня уступить эту землю белым.
Зима прошла в унынии. Охота была неудачной - у нас не хватало ружей, капканов и всего того, что белые люди выманили у нас в обмен на виски. Будущее не сулило нам ничего хорошего. Я стал поститься и взывать к Великому Духу, чтобы он направил меня на верный путь. Печаль не покидала меня - все белые, с которыми я дружил, давали мне советы, так сильно противоречившие моим собственным желаниям, что я стал сомневаться, есть ли у меня среди них хоть один настоящий друг.
Ке-о-кук, используя все свое красноречие, убеждал моих сторонников, что я поступаю опрометчиво, и сумел посеять среди них недовольство. Мне оставалось утешаться тем, что все женщины были на моей стороне: они не хотели уступать свои кукурузные поля.
Возвратившись в деревню, я обнаружил, что дела пошли еще хуже, а число моих сторонников увеличилось. Агент, которого я вновь посетил на Рок-Айленде, продолжал настаивать на нашем переселении. Он заявил, что если мы опять откажемся, в деревню будут присланы войска и нас выселят силой. Чтобы избежать новых неприятностей и обрести наконец покой, нам лучше всего присоединиться к остальным и жить одним народом. Его поддержал переводчик, который привел столько разумных доводов в пользу переселения, что я невольно усомнился в правильности сделанного выбора и чуть было не пожалел о принятых на себя обязательствах. В таком настроении я отправился к торговцу, так долго бывшему мне другом, но сейчас оказавшемуся в числе тех, кто советовал мне уступить деревню. Он встретил меня очень приветливо и сразу же стал восхвалять Ке-о-кука и сокрушаться, что по моей вине страдают женщины и дети. Потом он спросил, не хочу ли я выставить условия, которые позволят мне, не теряя достоинства и сохранив доверие своих сторонников, переселить свой народ на западный берег Миссисипи. Я ответил, что если Великий Отец поступит с нами по справедливости и сам укажет какой-нибудь приемлемый выход, я не буду сопротивляться долее. Тогда торговец спросил, уйдем ли мы из деревни, если главный начальник в Сент-Луисе даст нам шесть тысяч долларов для закупки провизии и необходимых товаров. Подумав немного, я заявил, что готов уступить, но мы должны получить за это достаточное вознаграждение, как того требуют наши обычаи. Однако достоинство не позволяет мне самому делать такое предложение. Торговец сказал, что сам все устроит. Он сообщит главному начальнику в Сент-Луисе, что мы согласны переселиться на западный берег Миссисипи при условии выплаты нам установленной суммы.
Вскоре на остров пришел пароход. После его отхода торговец сообщил мне, что он попросил военачальника из Галены, который был на борту, передать наше условие в Сент-Луис. На обратном пути он привезет ответ. Своим людям я ничего не сказал, опасаясь, что они будут недовольны. Мне и самому не нравилась эта сделка, но я старался гнать от себя любые сомнения.
Через несколько дней военачальник привез ответ. Главный начальник в Сент-Луисе велел передать, что мы ничего не получим! И если мы немедленно не уберемся из деревни, нас прогонят силой.
Такой ответ не слишком огорчил меня. Пусть уж лучше я сложу свою голову на земле отцов, но не покину ее, чего бы мне это ни стоило. Однако, если бы нам пошли навстречу, как я того ожидал, ради женщин и детей мы бы отказались от своих притязаний.
Я решил оставаться в деревне и в случае прихода войск не оказывать сопротивления и покориться судьбе. Объяснив своим воинам всю серьезность положения, я приказал им ни в коем случае не браться за оружие. Как раз в это время наш агент был отозван - до сих пор не знаю почему. Сначала я думал, что причиной послужили его попытки заставить нас покинуть деревню, и был очень доволен: мне порядком надоели его бесконечные разговоры об этом. Однако переводчик, который усердствовал в деле переселения ничуть не меньше, остался в конторе, а молодой человек, который заменил нашего агента, завел ту же старую песню. Видно, причина была в чем-то другом.
Наши женщины засеяли кукурузой несколько клочков земли. Она дружно взошла, вселив в нас надежду, что нашим детям не придется голодать. Однако белые люди снова начали перепахивать ее!
Пора было положить этому конец и выдворить пришельцев с нашей земли. Явившись к их главарям, я потребовал, чтобы они убрались с нашей земли, и дал им для этого время до середины следующего дня. Почти все из них ушли до срока, однако один остался и стал упрашивать не трогать его до осени: если он бросит свой урожай, семья его (довольно большая) будет голодать. Он обещал, что будет вести себя тихо, если я позволю ему собрать жатву. Доводы его звучали вполне убедительно и я согласился.
Мы возобновили свои игры и забавы, уверившись, что нас не тронут, как на то надеялся пророк. Но вскоре нам стало известно, что на Рок идет большой военачальник с войсками (генерал Гейнс). Я поспешил к пророку, который попросил дать ему немного времени, чтобы разобраться в этом деле. Рано утром он пришел ко мне и сказал, что ему было дано видение. Он узнал, что приход большого военачальника не грозит нам никакими бедами. Просто он хочет напугать нас, чтобы мы отдали свою деревню задаром. Он уверял меня, что военачальник не посмеет тронуть нас. Когда американцы заключали мир с англичанами, те потребовали (и американцы согласились на это), чтобы индейские племена, находящиеся в состоянии мира, никогда не подвергались нападениям. И если мы хотим сохранить за собой деревню, достаточно отвечать отказом на любое предложение этого военачальника.
Прибыв на место, военачальник созвал в агентстве совет. Послали за Ке-о-куком и Ва-пел-ло и они явились в сопровождении своих сторонников. Дом совета был открыт и их всех впустили внутрь. Затем на совет пригласили меня и мою партию. Вооруженные пиками и копьями, палицами и луками, словно перед сражением, мы появились у входа с военной песней на устах. Здесь я остановился, не желая входить в этот дом, - там толпились те, чье присутствие было совсем не обязательно и даже неуместно. Если совет собрали для нас, зачем на него пришли посторонние люди? Только после того, как военачальник отослал всех прочь, оставив только Ке-о-кука, Ва-пел-ло и нескольких их вождей и воинов, вошли мы в дом совета, всем своим видом показывая, что нас не удастся запугать. При нашем появлении военачальник поднялся и произнес речь. Вот что он нам сказал:
'Президент очень недоволен, что ему приходится посылать войска, чтобы выселять вас с земли, которую вы давно уже отдали Соединенным Штатам. Ваш Великий Отец уже не раз предупреждал вас через своего агента, что вы должны покинуть эти места. Он весьма огорчен, что вы не подчиняетесь его приказам. Великий Отец желает вам добра и требования его разумны и справедливы. Надеюсь, вы понимаете, что в ваших же собственных интересах освободить как можно скорее занятые вами земли и отправиться на другой берег Миссисипи'.
