глянули на Анджелину пристально и многозначительно. И она поняла, что эти слова были сказаны ей.
Почему? Почему он это сделал? Неужели это было своего рода самоистязание, или еще одна попытка реабилитировать ее, публично показав свое полное безразличие или, может быть, странное, искаженное чувство долга, желание убедиться, что ее судьба устроена, и она в надежных руках? Почему Рольф настаивал на своем присутствии во время их с Андре бракосочетания?
Этот вопрос мучил ее, когда она готовилась к венчанию в церкви Святого Людовика. Она приняла ванну, вымыла голову, а потом села просушить волосы на теплом весеннем солнышке. Она долго сидела на припеке, закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать. Но когда она почувствовала, как время решительного события неумолимо приближается, ее охватил сумбур смутных тревожных мыслей.
Анджелина взглянула на лежащее на постели подвенечное платье — тяжелый наряд из атласа цвета слоновой кости с пышной нижней юбкой — подарок матери Андре, от которого ей невозможно было отказаться. Покрой платья был роскошен — рукава фонариком, достигавшие локтей, завышенная талия, летящая, плавно ниспадающая юбка, — все было прекрасно в этом наряде. И, по правде говоря, Анджелина не желала бы ничего другого. Тем более что ей не хотелось огорчать Андре. Поэтому, конечно, она наденет этот наряд в церковь.
Вообще-то Анджелина предпочла бы менее торжественную и продолжительную церемонию венчания где-нибудь в сельской часовне, где кроме них с Андре присутствовали бы только Элен, священник и, — если уж он так настаивает, — Рольф. Но этой мечте не суждено было осуществиться. У Делакруа было множество родственников: дедушки, бабушки, тети и дяди двух поколений, бесчисленные кузины и кузены разных степеней родства. Именно сам Андре настоял на том, чтобы венчание состоялось в церкви на главной площади. Не то, чтобы он сказал ей об этом вслух, но она знала, что он страстно хочет, чтобы никто не смог после сказать: они что-то скрывали и таили, совершая обряд бракосочетания вдали от общества.
Места в церкви, где должны сидеть ее родственники, так и останутся пустыми. Сознание этого наполнило сердце Анджелины болью. Вообще-то у нее было несколько родственников, но в Новом Орлеане сейчас находилась одна тетя Берта. Сестра ее тети — думала Анджелина — с удовольствием пришла бы на ее свадьбу, но не станет этого делать из-за тети Берты, которая уже поднималась с постели после пережитого горя и собиралась теперь ехать в Сент-Мартинвилль. Она дала ясно понять Анджелине, что не намерена терять время, выслушивая брачные клятвы своей племянницы, которую с недавних пор ненавидела лютой ненавистью. Без всяких на то оснований она обвиняла Анджелину в смерти своей дочери и преспокойно вышвырнула бы ее на улицу, если бы не боялась последствий такого поступка.
Нет, Анджелина должна поехать в церковь совершенно одна в карете Делакруа. Она пройдет к алтарю под руку с Андре, они обменяются клятвами в верности и любви в присутствии священника и гостей. Потом они подпишут документ, скрепляющий их брачный союз. Ее цветы по обычаю отнесут в семейный склеп Делакруа на местном кладбище. Затем они вернутся в городской дом Делакруа на свадебный ужин и останутся там — в соответствии с традицией — на пять дней, проводя их в полном уединении как молодожены. Когда пройдут эти положенные дни, они уедут на плантацию в окрестности Сент-Мартинвилля и проведут свою жизнь размеренно и просто — так, как будто Рольф Рутенский никогда и не приезжал в Луизиану.
Вздохнув, Анджелина встала, сняла халат и начала надевать нижнюю юбку через голову. Скользкий прохладный атлас холодил ей кожу. Присев на стул, Анджелина натянула на свои стройные икры шелковые чулки, укрепив их на коленях вышитыми атласными подвязками. Затем она обула туфли и встала, поглаживая свою талию, как бы убеждаясь, что она еще по-прежнему стройна и останется такой в течение нескольких недель. Нет никаких внешних признаков, которые дали бы пищу досужим сплетникам. И все же у Анджелины было такое чувство, что у нее на лбу написана вся правда о ее нынешнем состоянии.
Наконец, опустив руки, она направилась к маленькому столику, на котором стояла «корзинка невесты»: присланный женихом свадебный подарок. Она была из белой итальянской соломки, покрыта атласом, оторочена кружевами и лентами. Это был роскошный подарок. Он очень контрастировал с подаренным ей Андре в честь их помолвки строгим браслетом из рубинов, оправленных в золото.
Корзинку ей доставил этим утром специальный посыльный, слегка поздновато, но она, честно говоря, вообще ее не ожидала. Но когда Анджелина увидела содержимое корзины, она была поражена. Там лежали белые замшевые перчатки; тончайшая шаль, вышитая шелком, с бахромой; веер, пластины которого были из золота с живописными вставками в стиле Ватто; гарнитур из бриллиантов, оправленных в золото, тончайшей ювелирной работы — он казался очень хрупким, излучающим яркий солнечный и загадочный лунный свет; и, наконец, накидка из валенсийских кружев ручного плетения — легких и воздушных, как паутина, привезенных из Европы и имевших баснословную цену. Анджелина поняла, почему эти подарки были доставлены ей так поздно. В поисках подобных роскошных вещей Андре должен был перерыть все магазины и лавки Нового Орлеана и потратить уйму денег.
Анджелина решила, что накидку она, пожалуй, оденет в церковь. Она накроет ею прическу так, чтобы кружева спадали сзади ей на спину до талии — эта деталь прекрасно дополнит ее свадебный наряд. Все остальные подарки она сложит пока в свой сундук. Анджелина занялась этим делом, ожидая, когда придет Мария, которая обещала помочь ей одеться и уложить волосы. Но для этого ей надо было выждать удобный момент, чтобы мадам де Бюи ничего не заметила.
Наконец, Анджелина была готова. Карета подъехала к дому вдовы. Анджелина спустилась по лестнице во дворик с букетом фиалок и таволги в руках, а Мария несла за нею ее сундучок. Когда Анджелина ступила за ворота на улицу, лакей, одетый в ливрею, помог ей подойти к карете и сесть в нее. Дверцу захлопнули, а сундук поставили сзади на запятки. Карета тронулась с места и покатила по мостовой. Анджелина взмахом руки попрощалась с Марией, стоявшей на тротуаре, а затем откинулась на подушки, чтобы собраться с духом и выйти к собравшимся в церкви с видом счастливой невесты.
На первом перекрестке она услышала цоканье копыт всадников, скачущих за ее каретой. С окном кареты поравнялся один из верховых, одетый в белый мундир, а затем ее нагнали и все остальные. Анджелина выпрямилась и застыла в напряжении, но никто — ни Густав, ни Леопольд, ни Освальд даже не взглянули на нее, они прямо держались в седле, устремив взгляд вперед, как будто ехали в почетном карауле, сопровождая особу королевского дома. Затем в поле зрения Анджелины появился четвертый всадник. Дверца с правой стороны кареты отворилась, и король Рутении легко выполнил акробатический трюк, прыгнув с лошади в карету на полном ходу. Он помедлил немного, балансируя на подножке и улыбаясь Анджелине озорной насмешливой улыбкой, а затем поймал дверцу и захлопнул ее за собой, после чего уселся рядом с Анджелиной на сиденье.
Она отдернула атласную юбку, на край которой он наступил сапогом, и бросила на него пылающий гневом взгляд.
— Что ты здесь делаешь?
— Сопровождаю невесту, по старому рутенскому обычаю.
Внезапно ей в голову пришла сумасшедшая мысль. Но, нет, не может быть… Анджелина радовалась, что внутри царил полумрак, и Рольф не видел, как она вспыхнула до корней волос, как задрожали ее пальцы. Собрав последние силы, пытаясь защитить себя, она воскликнула:
— Да ты пьян!
— Только твоей красотой. Я никогда в жизни не был так трезв, состояние, в котором я буду пребывать теперь до своего смертного часа.
— Если… если ты устроил все это, чтобы восстановить мою репутацию, то я должна сказать тебе прямо в лицо, твое поведение ничем не отличается от поведения распутника, собственноручно передающего собственную любовницу со вздохом облегчения своему преемнику.
ѕ Сказано ядовито и с сильным привкусом горечи. Если ты станешь именно такого рода женой, то мне жаль твоего мужа.
— Ну и зря! У него не будет ни малейших сожалений по поводу того, что он женился на мне.
— Мне это очень приятно слышать.
— Я не могу понять, почему это тебя так волнует?
Взгляд Рольфа стал задумчивым.
— Как человек, взрастивший пышный цветок, от аромата которого задыхается мой ближний, я испытываю чувство ответственности.
