Слово повисло между ними, перечеркивая притворство и игру слов. Оно просто подтверждало тот факт, что Анджелина предпочла бы, чтобы Рольф открыто приревновал ее. Он разразился смехом. Напряженная складка на его лбу разгладилась, он успокоился.
— Так их станет еще больше?
— Поклонников? Не могу с уверенностью утверждать это.
— Тебе следовало бы остановиться на одном из них, вместо того, чтобы заводить вокруг себя целый хоровод.
Анджелина надула губы и бросила на него взгляд из-под ресниц, притворяясь, что глубоко задумалась над этим предложением.
— Ты действительно так считаешь?
— Я знаю, что это было бы лучше, — ответил он, подходя к ней. — Но только знай, что если я еще раз увижу, как этот «Один из них» уговаривает тебя, я пущу его кости тебе на гребни, а зубы на четки, чтобы ты перебирала их пальцами во время молитвы. Таким образом твой поклонник будет вечно и неизменно с тобой, находясь в самой непосредственной близости.
Как демонстрация ревности такое высказывание вполне могло слегка польстить раненому самолюбию Анджелины, но не более того. В его словах не было ни намека на его обязательства перед ней, на обещание взаимного счастья до конца дней, на предложение руки и сердца.
Анджелина рассказала бы ему, конечно, о предложении Джима Боуи увезти ее назад к тете и о забавном обещании Мейера попросить ее руки, когда Рольф бросит ее. Но он, Рольф, не дал ей возможности рассказать ему обо всем этом, а она не хотела навязываться. Потому что это выглядело бы с ее стороны, как попытка продемонстрировать ему свои победы над мужчинами. А еще хуже, если бы он воспринял ее рассказ, как вызов сделать ей ответное, вынужденное признание. Если она и дождется с его стороны когда-нибудь признаний, то только не таким путем.
Что он вообще говорил ей о своих чувствах и намерениях? Что он преподнес бы ей свою любовь «сияющую и переливающуюся всеми цветами радуги в шикарной обертке, перевязанной лентами, — но если бы он только мог?» Имел ли он в виду, что он женится на ней? Хотел ли он сказать этим в своей обычной уклончивой манере, что он желал бы жениться на ней, если бы его обстоятельства позволили это? А каковы, кстати, были эти обстоятельства? Традиции сохранения чистоты королевской крови, не допускающие мезальянсов? Подобные вещи давно уже рассматривались в Новом Свете как анахронизм, как что-то бесконечно устаревшее, но в Старом Свете — в Европе — этих правил и законов придерживались твердо и непоколебимо. Без сомнения отец Рольфа, король, ждал от принца, что тот изберет себе в жены одну из принцесс, представительниц Европейских королевских семей. Без сомнения, таков был и брак, в результате которого родились Максимилиан и Рольф. Иначе зачем было привозить мать Мейера ко двору и принуждать ее к лицемерному фиктивному браку?
Нет, Анджелина не могла надеяться на супружество с будущим королем Рутении. Но что же тогда будет с ней дальше? На что ей опереться?
Анджелина лежала в постели, уставившись невидящим взором перед собой, в темноту, ее мозг судорожно работал, не находя ответа на трудные вопросы. Рядом неподвижно лежал Рольф, но напряжение, исходившее от его тела, свидетельствовало, что он не спит. Во всяком случае так казалось Анджелине. Ей казалось, что он погружен в себя, и Анджелина внутренне сжималась от страха и дурных предчувствий. Если уж она хотела быть честной сама с собой, она должна была признаться, что существовала совершенно особая причина, по которой она не желала открывать Рольфу свои карты.
Дело в том, что он вполне мог, узнав о всех полученных ею предложениях, отослать ее с Богом к тете или заставить своим безжалостным произволом принять предложение Мейера, чтобы снять с себя всякую ответственность за ее судьбу. Во всяком случае существовали все основания, указывающие на то, что это так. Он просто повторял действия своего отца, который выдал свою любовницу замуж, заглушая тем самым упреки собственной совести. Однако сомнительно было, чтобы Мейер принял такие условия.
Нет. Она не должна так думать. Таким образом она дойдет до отчаянья и цинизма, присущих Клэр. До той степени самоотвращения и самопрезрения, которые принудили ее кузину пренебречь своим достоинством и даже своей жизнью. Одним словом, перед ней была западня, которую она должна была обойти, потому что ни один человек на свете не сможет унизить ее, пока она этого сама ему не позволит, а этого она не сделает никогда. Клэр… Где сейчас находилась ее кузина и что с ней происходило? Неужели она была все еще затеряна в этой холодной сырой ночи? Какие боль и страдания довелось ей пережить, пока люди, посланные вдогонку, медлили, совещались, бездействовали? Нет, это были все полумеры, не способные спасти кузину. Среди посланных ей вдогонку были, правда, несколько телохранителей Рольфа — Густав и Освальд. Оба были злы на испанца за ту легкость, с которой он ускользнул от них, прихватив пленницу и увлекая всю свою шайку за собой — в девственные непроходимые леса. Однако, они вряд ли могли найти нынешее местопребывание кузины. Во всяком случае, на это оставалось слишком мало надежды. Анджелина считала, что Клэр несколько повредилась в уме. Это, впрочем, было неудивительно после всего, что ей довелось пережить. Страшно было подумать, что она могла постепенно — при таком обращении с собой — дойти до состояния Элис, которая жила в безумном страхе, пугаясь каждого прикосновения к себе и дрожа от каждого обращенного к ней окрика.
Время от времени, с тех пор, как они вернулись в лагерь Мак-Каллафа, Анджелина вспоминала ночь, когда они с кузиной были похищены людьми испанца. Она спрашивала себя, была ли Клэр теперь в большей опасности, чем та, которую она избежала? Анджелина думала прежде, что ее кузина боялась ловушек Рольфа, но все же сама Клэр намекала на другого челвека. Во всяком случае, теперь Анджелина никак не могла отделаться от чувства, что умолчание ее кузины было преднамеренно. Кто или что внушали такой ужас Клэр, что она опрометчиво покинула лагерь Мак-Каллафа, ведь кузина находилась там под защитой главаря? И все же Клэр отчаянно бросилась прямо в объятия коварного испанца и его шайки. Почему?
Всю ночь напролет Анджелина металась, ворочалась с боку на бок, и пыталась разобраться в запутанном клубке своих мыслей. Но когда забрезжил рассвет, она вынуждена была признаться, что ни на шаг не приблизилась к пониманию происходящего.
На пятый день после их возвращения в лагерь Мак-Каллафа, неожиданно вернулась индианка Утренняя Звезда. Она прискакала верхом на лошади и терпеливо дожидалась на крутой грязной тропе, пока часовые доложат о ее прибытии шотландцу. Атаман замялся и заупрямился, зачесал всей пятерней в голове, но потом, впрочем, разрешил впустить ее и даже сам вышел навстречу. Что они друг другу сказали, никто не слышал, потому что говорили они между собой быстро и тихо, на никому непонятном индейском наречии. Однако результатом их переговоров явилось то, что Утренняя Звезда легко соскочила с лошади и с бесстрастным выражением лица направилась в дом. Индианка прошла прямиком на кухню, где она первым делом принюхалась и попробовала все блюда, которые приготовила Анджелина. То, что она ничего не отвергла, можно было объяснить скорее ее бережливым отношением к продуктам питания, нежели ее уважением к поварскому искусству Анджелины.
Утренняя Звезда заняла вновь свое законное, как она считала, место в постели Мак-Каллафа.
Они на протяжении нескольких дней с жаром занимались друг другом, пока до лагеря не дошли слухи об испанце. Он перешел реку Сейбин, счастливо избежав пограничный пост. В местечке Арройо Хондо была зверски изнасилована женщина, а ее муж убит людьми, которыми — как говорили — предводительствовал человек, говоривший по-испански, к его седлу была привязана рыжеволосая полуодетая женщина. Изнасилованная селянка дала описание главаря, добавив, что банда забрала двух лучших коней из их конюшни и угнала стадо рогатого скота приблизительно в тридцать голов. Затем известия о налетах стали приходить все чаще и чаще с той стороны реки, которую населяли испанские колонисты.
Наконец, пришла новость, которую в лагере Мак-Каллафа с нетерпением ожидали: местонахождение Дона Педро было точно установлено. Он основал свой лагерь у самых болот заброшенного русла реки Пьер, заняв оставленный кем-то поселок. Причем он осел в этой крепости прочно, хорошо укрепив подступы, как будто намеревался держать здесь длительную оборону.
Его след, оставленный на Ничейной Земле, был довольно запутанным. И то, что его местопребывание в конце концов обнаружили, было просто чудом. Дело в том, что Густав, сняв свой приметный в этих местах мундир, вынужден был долгое время скитаться по густым лесам, взяв в проводники одного из людей Мак- Каллафа. Они как-то остановились в районе пересохшего русла реки Пьер, чтобы напоить коней и купить кое-что поесть у одной местной жительницы. И тут они заприметили человека, внешность которого
