смогла все же выйти из комнаты, одевшись с царственной простотой в светло-зеленое шелковое платье, имевшее завышенную линию талии и вырез «сердечком», переходящий сзади в стоячий воротничок, отороченный такими же кружевами, как и рукава, а сверху она надела коричневый дамский сюртучок. Ее волосы были подрезаны спереди по моде и ниспадали на лоб и вокруг лица изящными завитками. Замшевые туфельки Анджелины имели коричневые бантики. В одну из спальных комнат Элен Делакруа посадила специально приглашенную швею, чтобы подогнать под фигуру Анджелины еще несколько нарядов, на чем настояла упрямая Элен. Один из них был насыщенного синего цвета, другой розовый с бархатным беретом, украшенным перьями, а третий — из желтого фая в полоску с воротником из тонкого тюля. Анджелине сказали, что Элен находится в кабинете. Там она по своему обыкновению отвечала на письма и проверяла хозяйственные счета. Анджелина постучала в дверь и вошла шурша широкими юбками.
Мадам Делакруа вскинула на нее взгляд, оторвавшись от письменного стала и обмакивая гусиное перо в чернильницу из полированного оникса. Андре, стоявший здесь же, за спиной матери, тоже бросил взгляд на вошедшую Анджелину, и его лицо расплылось в улыбке.
— Очаровательно! — воскликнула Элен. — Не правда ли, Андре?
— Великолепно, — ответил он хрипловатым голосом и откашлялся, так как у него, по-видимому, перехватило дыхание.
— Благодарю вас, — сказала Анджелина им обоим довольно бодро, обретая вновь свое былое равновесие. — Могу я поинтересоваться, чем вы занимаетесь, склонившись вместе над письменным столом?
— Да, вы имеете право узнать это, — Элен бросила быстрый взгляд на сына. — Потому что дело касается вас, моя дорогая. Я предполагала спросить вашего разрешения, прежде чем послание будет отправлено, но решила потом посоветоваться сначала с Андре относительно некоторых формулировок. Видите ли, я пишу письмо мадам де Бюи с сообщением о вашем благополучном возвращении.
— Как это мило с вашей стороны, но боюсь это бесполезное занятие.
— То же самое сказал мне и Андре. Но мне не позволяет совесть оставить вашу тетю в полном неведении.
Может быть, мадам Делакруа, надеялась, что тетя приедет за Анджелиной, и сама мадам таким образом сбудет девушку с рук, прежде чем та уступит настояниям Андре? Анджелина не могла винить мать Андре за это, хотя и чувствовала себя задетой за живое, потому что помнила то время, когда Элен полностью одобряла их предполагаемый брак.
— Поступайте, как вы считаете нужным, — ответила она.
— Дорогая, не глядите на меня так! — воскликнула пожилая дама. — Я совсем не удивлюсь, если через неделю Берта де Бюи явится сюда собственной персоной. Вот увидите!
Но этого не произошло. И как будто бы для того, чтобы отвлечь Анджелину от неприятных мыслей о безразличии к ней ее родственницы, мадам Делакруа устроила несколько совместных прогулок по магазинам, расположенным вдоль улицы Вье-Карре, по одну сторону которой жили испаноязычные горожане, а по другую франкоязычные. Женщины купили носовые платочки и духи, вуали, чтобы закрыть лица от беспощадного весеннего солнца, нижнее белье, а также специальные коренья, которые придавали одежде приятный аромат и использовались как средство против моли и плесени. А затем мадам Делакруа взяла свою карету, и они отправились в другую часть города, известную жителям под названием Фобур Сент-Мари, где жили англоязычные горожане, вынужденные строить свои дома, возведенные, как правило, в греческом и романском стиле, на некотором расстоянии от избегавших селиться рядом с ними американцев французского и испанского происхождения. Они гуляли по набережной и по площади, на которой стояла церковь Святого Людовика. Элен раскланивалась со знакомыми и время от времени останавливалась поговорить и представить свою молодую гостью. Делала она это в спокойной невозмутимой манере, как будто не замечая изумленных взглядов и неожиданных заиканий.
В воскресенье вечером они посетили Орлеанский театр, где парижская дива с вокальными данными, пожалуй, столь же впечатляющими, как и ее вздымающаяся белая грудь, пела партию Розины в постановке новой комической оперы Россини «Севильский цирюльник», которую привезла гастролирующая труппа.
В антракте к ним в ложу заглянули две пожилые леди аристократического вида, которые не сводили глаз с Анджелины, разглядывая ее с большим интересом, чем прелести заезжей дивы во время спектакля. Они поболтали пару минут о том, о сем, задав Анджелине несколько незначительных вопросов, при чем было заметно, что ничто не укрылось от их внимательных глаз, они примечали все: внешний вид, манеры и настроение Анджелины. Снисходительно приняв приглашение нанести завтра своей дорогой подруге Элен визит, они откланялись.
— Ах, дорогая, — мадам Делакруа откинулась в кресле, издав счастливый вздох, — теперь нам остается только ждать. В Новом Орлеане нет более важных персон, чем две эти дамы, в прошлом они были камеристками самой Марии Антуанетты! Если они примут вас, все будет хорошо. Если нет, мы пропали.
Анджелине не очень-то хотелось быть выставленной на обозрение этих дам, как лошадь на базаре или рабыня на невольничьем рынке. Однако на следующее утро она надела платье из розового шелка и направилась в залу, где мадам Делакруа уже развлекала двух величественных пожилых дам.
Их черные глазки блестели, как бусинки, на белых холеных лицах. Элен, наливавшая в это время апельсиновую воду из серебряного графина, указала Анджелине на кресло рядом с важными посетительницами. Горничная в это время внесла поднос с маленькими пирожными, покрытыми сверху нугой и миндалем, и засахаренные цветы фиалок, темно-пурпурные, поблескивающие прозрачным сахаром.
Анджелина была сильно не в духе, она чувствовала себя не в своей тарелке, очень скованно и поэтому ничего не говорила, односложно отвечая на сыплющиеся на нее подчас очень острые вопросы и замечания. Как не старалась мадам Делакруа, морща лоб и кивая головой, подбодрить ее, ничего не помогало. Тогда хозяйка дома предприняла героическую попытку отвлечь внимание гостей от Анджелины и начала рассказывать им о столкновении на Миссисипи плоскодонки и парохода с гребным колесом — одного из немногих, начавших недавно ходить по реке. Дамы выслушали ее, не перебивая, с ледяным выражением глаз, и как только она кончила, снова бросились в атаку на Анджелину. Их вопросы были на первый взгляд бесхитростны и неназойливы, но они подталкивали Анджелину к откровенности с ними и поощряли ее довериться им.
Возможно, она знала понаслышке великолепный собор в столице Рутении — несомненно принц упоминал о нем в разговоре с ней? Мать принца была из хорошего дома, представительница рода Виттельсбахов из Мюнхена, правящей фамилии в Баварии. Говорят, что в невесты к Максимилиану предназначалась его кузина из той же мюнхенской королевской семьи. Интересно, станет ли эта же девушка невестой Рольфа? Знает ли об этом что-нибудь Анджелина? Нет? Как странно…
Дамы были явно заинтригованы, на какие темы она говорила с принцем. Вкусы и пристрастия представителей королевского рода наверняка очень необычны, не как у других людей, не так ли?
Анджелина еле сдерживалась, чтобы не нагрубить дамам, ей не хотелось ставить в неловкое положение мадам Делакруа. Но у нее уже кончалось терпение придерживаться дипломатического такта, и Анджелине было совершенно безразлично, насколько важно для нее поощрение и расположенность этих дам.
— Скажите честно, мадемуазель Фортин, как вы находите умение принца вести беседу? Или, может быть, вы с ним не проводили время в праздных разговорах?
На мгновение в ушах Анджелины раздался плавный медлительный голос принца.
— Его речь, — произнесла она медленно, — редко была банальной и злой. Другими словами, он никогда не строил из праздной беседы ловушку для неосторожного неопытного человека. Если он хотел о чем-то узнать, он спрашивал об этом прямо, и если его не удовлетворял ответ, он или искал другой способ заставить человека заговорить или умолкал.
Это был недвусмысленный намек. В комнате воцарилась напряженная тишина. Та дама, что была постарше, отвернулась с оскорбленным выражением на застывшем лице. Ее сестра оцепенела, ее глазки беспокойно забегали.
В этот момент дверь распахнулась и мажордом, которого мадам Делакруа привезла с собой из Сент- Мартин-вилля, и который в свое время на званом вечере объявлял гостям о прибытии принца и его свиты, вошел в комнату и поклонялся.
— Прошу прощения, мадам, но только что прибыл принц.
