— Я… я еще не ответила ему, — сказала она сдавленным голосом.
— Ну что же, решение напрашивается само собой. Он человек твоего круга, твой земляк, довольно состоятельный, способный обеспечить тебе благополучную жизнь, трезвенник, умница, предан тебе душой и телом. Он будет хорошо заботиться о тебе.
— Да, действительно, образец совершенства, — произнесла Анджелина бесцветным голосом.
— А что, если несмотря на все это, я бы сказал тебе: едем со мной?
Его спокойный, глубокий голос с легким иностранным акцентом, казалось, затронул потаенные струны в душе Анджелины, как, впрочем, и сами его слова. Ее охватило непреодолимое желание повернуться и броситься в его объятия, забыть о своей неустроенной будущности и отдаться на волю тем ветрам, которые правят судьбою самого Рольфа. Однако благоразумие и странный безотчетный страх внушали ей осторожность.
— Куда? Ты-то сам хоть знаешь это?
— Сейчас во французскую дипломатическую миссию, а потом — в Рутению.
— Ты нашел Клэр? — она, наконец, повернулась к нему, прямо держа спину и сложив руки на груди.
— Мы потеряли ее след в Начиточисе, но у нас есть проверенные сведения о том, что она и ее новый любовник сели на пароход, намереваясь добраться сюда, в Новый Орлеан.
— И поэтому ты сразу сел на готовое к отплытию судно, кинувшись вслед за нею? Неудивительно, что ты был так поражен, увидев меня здесь, — в серо-зеленых глазах Анджелины читалась насмешка над его тревогой относительно ее нынешнего непримиримого настроения.
— Вообще-то надо признаться, я был немало ошарашен, обнаружив тебя здесь разодетую в шелка с выражением отчаянного одиночества в глазах и привеченную в доме почти на правах родной дочери. А так ничего неожиданного для меня в твоем присутствии здесь не было. Мы, моя свита и я, направили свои стопы сразу же после того, как расстались с твоим другом Джимом Боуи, в оскверненный лагерь Мак- Каллафа. Нам сказали, что ты появлялась там на пепелище, но тебя снова увезли на крупе удалого темно- гнедого скакуна, полуживую и едва ли что-то соображающую.
— В последнем повинны твои снотворные порошки. Это та мошенническая уловка, которую мне придется простить Андре, если я когда-нибудь стану его женой.
Рольф умолк и его синие глаза насторожились.
— Теперь понятно. Это была вовсе не спасательная акция, а еще одно похищение.
— Но непохожее на первое, и его мотивы были более благородны.
— Что и оказало на тебя самое благоприятное впечатление? Интересно, огорчит ли тебя тот факт, что Делакруа может в скором времени получить хороший урок как себя вести от одного почетного члена военного союза?
Когда смысл сказанного дошел до сознания Анджелины, она побледнела, как стена.
— Ты не посмеешь… — начала она; но, конечно же, он посмеет, и посмеет без всяких колебаний и угрызении совести. Она сглотнула слюну, в горле у нее все пересохло.
— Но это же будет лицемерием с твоей стороны, — попыталась она еще раз переубедить его.
— Зато даст моей душе полное удовлетворение, — возразил Рольф с легкой улыбкой на устах.
— Ты не имеешь права выступать в качестве моего защитника!
— Что за странное высказывание, Анджелина, и неверное по своей сути.
Она протянула руку и дотронулась холодными пальцами до его теплой руки.
— Обещай мне, что ты не… причинишь вреда Андре. Если ты вызовешь его на дуэль, это только укрепит дурную молву обо мне.
— Так это единственное, что тебя по-настоящему тревожит? — его голос звучал теперь совершенно серьезно, даже сурово.
— Я должна думать о своей репутации, поскольку ты совершенно не принимаешь такие вещи в расчет, — ответила она, убирая руку, в досаде на его упрямство.
— Я воочию убедился, что ты права, сегодня утром и почувствовал бремя ответственности за тебя. Остается только решить вопрос, каким образом восстановить твое доброе имя в глазах общества — хочешь, я возьму тебя под свое высокое покровительство? Вообще ты оказала бы мне неоценимую услугу, если бы сказала, чего именно хочешь от меня. Впрочем, не надо, не говори. Такое знание может стать помехой на моем пути. Пожалуйста, я сам сделаю то, что считаю наилучшим. Наилучшим, по крайней мере, для одного из нас.
Его синий твердый, даже жесткий взгляд не внушал ей успокоения. Но у Анджелины не было возможности задать вопрос, что именно он имеет в виду и собирается предпринять. К ним уже подходила Элен, делая шутливые замечания по поводу затянувшейся беседы и ревности, которую испытывают ее гости.
— Простите меня, мадам Делакруа, — сказал Рольф, поворачиваясь к ней и, предложив руку Анджелине, направился вместе с ней к хозяйке дома. — К сожалению, я не могу больше задерживаться у вас. Когда я прошлым вечером прибыл во Французскую дипломатическую миссию, там меня ждала груда корреспонденции, которая требовала моего незамедлительного внимания, но из-за отсутствия надежного адреса скапливалась в миссии. Теперь же я должен срочно разобрать свою почту.
— Это так огорчительно! — воскликнула Элен. — Мы рассчитывали на ваш более длительный визит.
— Возможно, мы скоро опять увидимся. Но обязанности представителя королевского дома многоплановы и настоятельны. Например, я должен представлять свою страну на официальных и дипломатических приемах в тех городах, где появляюсь даже с частными визитами. Я уже посетил власти вашего почтенного города и, таким образом, для меня начался неизбежный крут визитов и светских обязанностей. Поэтому я очень надеюсь, что вы примете приглашение на бал, который состоится через пару дней. Ваше присутствие там скрасит для меня время, проведенное в незнакомом обществе.
Тут же раздались радостные восклицания Элен и слова согласия из уст знатных леди. Подхваченный волной комплиментов в свой адрес и выражениями учтивой благодарности, принц покинул их.
Сразу же после его ухода разгорелось живейшее обсуждение всех достоинств Рольфа: его физической красоты, манеры держаться, ума, такта. Анджелина почти не принимала участия в этих излияниях восторга. Она была до такой степени погружена в себя, что на нее не произвели никакого впечатления даже лучистые улыбки старых леди, обращенные к ней, и Элен вынуждена была слегка подтолкнуть ее, чтобы вывести из задумчивости, когда пришло время попрощаться с гостьями.
Спустя три дня после описанных событий старая карета мадам де Бюи въехала на улицу, ведущую к дому Делакруа. Мать Клэр сильно сбавила в весе и ее исхудавшее лицо имело желтоватый болезненный оттенок. Но ее душевные страдания не оказали благотворного воздействия на ее нрав. Не желая тратить времени на ненужные формальности и даже не поблагодарив Элен за то, что та приютила ее племянницу, она забрала Анджелину и перевезла ее в дом у реки, где жила овдовевшая сестра тети Берты.
Это жилище было расположено над винной лавкой, которая принадлежала самой вдове и была отдана в аренду свободному негру. Маленькие комнаты были тесными, душными, пропахшими запахами вина и вечной сырости. Всего их насчитывалось пять; окна зала и спальной выходили на улицу, а на задний двор выходили окна столовой, еще одной спальной комнаты и комнатки, заставленной полками, которую использовали как кладовую для хранения продуктов питания и других припасов. Комнаты заднего фасада имели двери, выходившие на галерею, которая располагалась над маленьким двориком, единственной достопримечательностью этого скудного и скучного жилища. В глухой части галереи была устроена небольшая комнатка для женской прислуги. Но поскольку вдова больше не могла позволить себе роскошь иметь горничную, эту комнату предоставили Анджелине. Хотя мадам де Бюи взяла с собой в поездку Марию, она демонстративно предпочла делить с француженкой спальную комнату, а не с Анджелиной.
Впрочем это обстоятельство вполне устраивало саму Анджелину. Если тетя не прилагала никаких стараний быть хоть чуть-чуть более любезной с Элен Делакруа, то уж с Анджелиной она и подавно не церемонилась. Она так сурово относилась к племяннице, что та терялась в догадках, зачем тетя Берта вообще утомляла себя столь дальней поездкой. Анджелина с самого начала серьезно подумывала отказаться от переезда в дом вдовы, тем более, что та была расположена к девушке отнюдь не доброжелательно, но ей представлялось более невозможным злоупотреблять гостеприимством Элен
