Так что пока можете спокойно отдыхать.
В номере прохладно, зеленые жалюзи создают в комнате приятную сумеречную атмосферу. Откинувшись в бархатном кресле приглушенно-зеленого цвета, я пытаюсь дочитать газетную статью о шпионах-спутниках, начатую еще утром. Но и теперь мне не везет в деле самообразования. Мягко выскользнув из моих рук, газета падает на ковер.
Мое участие в операции фактически закончилось, если не считать самого неприятного — ожидания. Отныне все в руках Борислава, его молодого помощника и зависит от воли случая. От всех троих требуется очень немногое, имеются в виду простейшие действия, но при здешних условиях абсолютно ручаться за успех трудно. Единственная промашка, которая в данный момент совершенно недопустима, — это обнаружить себя раньше времени. Именно это я и стараюсь вдолбить в немного упрямую голову Борислава. Этот в общем-то спокойный человек после длительного бездействия в какой-то степени уподобился охотнику в самом начале сезона. Томас... Вилла... Как будто это позволит ему раскрыть некий центр глобальных масштабов. Томас... Важнее всего, чтобы этот Томас ни в малой степени не заподозрил, что мы напали на его след. Потому что случись это — все полетит к чертям.
К четырем часам Манев заезжает за мной, и я еду с визитами доброй воли в три экспортные фирмы, почти полностью передоверив ведение переговоров своему спутнику. В заключение Манев берется показать мне кое-какие достопримечательности города.
— Если это так обязательно... — Я без энтузиазма отзываюсь на его предложение.
— Конечно, не обязательно. Но почему бы тебе не посмотреть, как выглядит с близкого расстояния «Святая София»?
— Было бы гораздо интересней посмотреть, как выглядит с близкого расстояния Софи Лорен, — уныло замечаю я.
Но, поскольку как-то все же нужно убить время, остающееся до поезда, я покорно сажусь в «мерседес». Мы останавливаемся перед мечетями, у разрушаемых сыростью стен, у крытых базаров, осматриваем позеленевшие от времени купола, при этом Манев добросовестно дает мне соответствующие исторические справки, однако все это время я думаю о другом, о том, что происходит, может быть, именно сейчас в этом самом городе и от чего зависит исход операции.
Точно в девять приезжаем на вокзал, значительно более тихий в этот вечерний час. Спальный вагон уже другой, проводник тоже другой, потому что прежний вагон и прежний проводник отправятся в путь завтра, если вообще отправятся. Поднимаемся с Маневым в купе, чтобы выкурить по сигарете, потому что поезд отходит только в девять двадцать. Борислава все еще нет.
— Борислава нет, — говорю я без всякой необходимости, когда мы садимся на уже разобранную постель.
— Успеет, — успокаивает меня мой знакомый, но лицо его напряжено, как, вероятно, и мое.
— Да. Борислава все нет, — говорит Манев- уже другим тоном четверть часа спустя. — Мне пора исчезать.
Мы обмениваемся рукопожатиями и не слишком уверенным взглядом. Мой знакомый покидает вагон, но продолжает оставаться на перроне, а я облокачиваюсь на окно и обвожу глазами перрон.
Проводники уже закрывают с грохотом двери вагонов. Вдруг из зала ожидания появляется фигура Борислава, в несколько прыжков он пересекает перрон и вскакивает на ступеньку вагона за несколько секунд до того, как трогается поезд. Манев поднимает на прощанье руку, и на его лице мелькает улыбка.
Борислав прилег на постель у окна, предоставив мне Другую ее половину, со стороны двери. Он наливает себе четверть стакана виски и отпивает большой глоток.
— Неплохое. Это Манев тебе дал?
— Да, — киваю в подтверждение. — Но он не сказал, что принес для тебя одного.
— Извини, пожалуйста, я сегодня маленько того... Он делает красноречивый жест у своей головы, затем берет второй стакан, щедро наливает золотистого напитка и подает мне.
— Если бы ты даже не на шутку рехнулся, все равно мог бы не бояться, — успокаиваю я его. — Свой человек, не оставили бы в беде.
Он снова отпивает из стакана, потом смотрит вокруг, и на его лице появляется какое-то стеснительное выражение, смысл которого мне хорошо знаком.
— Дай сигарету, а то я забыл свой мундштук и просто не знаю, куда девать правую руку.
— Ладно, ладно, можешь не оправдываться, — говорю я и бросаю ему сигареты.
Он курит, прикрыв глаза, как будто думает о чем-то или просто дремлет. Потом гасит окурок и устало произносит:
— Чуть было не упустил поезд...
— Если тебе угрожало только это...
— А что еще?
У меня нет намерения вдаваться в подробности, потому что, едучи в иностранном поезде по чужой территории, трудно с уверенностью сказать, кто, где и с какой целью тебя подслушивает. И мы дремлем, каждый в своем углу, хотя у нас над головой есть вторая, совершенно свободная постель с мягким одеялом и свежими простынями.
Перед самым рассветом мы прибываем в Свиленград, где нас ждет машина. Шофер тоже свой человек, из нашей группы, и, как только мы трогаемся с места, я спрашиваю у Борислава:
— А что ты скажешь еще, кроме того, что чуть было не упустил поезд?
— Все прошло как по писаному, — отвечает мой друг, окончательно поборов сон. — Гитарист оставался в том притоне до самого вечера. Мой человек без труда познакомился с ним и с содержимым его карманов. А я тем временем вошел в контакт с другим. Потом пошел навести справки о Томасе. Томас после обеда из отеля не выходил. Зато ровно в семь вечера вышла секретарша и взяла такси. Мы с моим человеком берем другое. Примерно четверть часа такси петляет по разным улицам и закоулкам и наконец останавливается где-то на углу, в темном месте. Она вылезает из машины и велит шоферу ждать. Подкатив чуть поближе, мы делаем то же самое. Я не спускаю с нее глаз. Вижу, заходит в какой-то сквер. В нем ни души и довольно темно, так что подобрать наблюдательный пункт оказалось нелегко. Женщина садится на скамейку, и очень скоро приходит этот, с гитарой. Не приходит, а как будто с неба сваливается.
«Он мертв, — не может сдержать себя косматый. — Мертв! Я убил его!»
«Тише! — шепчет секретарша. — кто мертв?»
«Да тот, человек из вагона... Вы меня обманули... Вы сделали меня убийцей!.. «Ты его только усыпишь», — сказал Томас... И я усыпил его навеки».
«Сядьте, успокойтесь, — дергает его за рукав секретарша. — Как вы его усыпили, чем?»
«Вот этой игрушкой», — отвечает гитарист, вынув что-то из кармана.
Затем он плюхается на скамейку и продолжает:
«Убийцы!.. Вы меня обманули, сказали «усыпишь», а он умер...»
«Но я понятия не имею... в самом деле, я об этом ничего не знаю», — заикается секретарша.
«Тогда зачем вы сюда пришли?»
«Просто жду вас, чтобы передать вам упаковку».
«Давайте же... Морфию мне... Ох, не могу больше!»
Она подает ему какой-то пакет, он разрывает его и как будто берется наполнить шприц, хотя я не уверен, что это именно так. Ясно одно: через минуту он весь напрягся, выпятился, опершись на спинку, потом съехал в сторону и рухнул на землю... Женщина наклонилась над ним, глухо всхлипнула и бежать. Прихожу на место происшествия. Вижу — мертв. Я скорее в машину и, хотя шофер гнал как сумасшедший, чуть было не упустил поезд.
— Эта подробность мне уже известна. А упаковка?
— У меня в портфеле. Не знаю, стоило ли ее брать, но я взял.
— Не повредит, — говорю. — Может, для тебя пригодится... Как средство, чтобы окончательно бросить курить.
