Впервые в жизни я слышала, как прокурор произнес адвокатскую речь. Нет, он не просил освободить из-под стражи Букатова и Куприянова. Но он сказал, что два этих подростка, наверное, никогда не видели ЛЮДЕЙ.
В том, насколько он прав, нетрудно было убедиться, оглядевшись тут же, в зале суда. Там были и отец Букатова, и сожитель убитой Ларисы, и ещё много всякого народу. На лицах участников этой трагедии можно было прочесть удивление, настороженность, любопытство, - но только не то, что навеки должно было исказить их черты.
Если не горе - хотя бы раскаяние...
Но в этом зале раскаявшихся не было.
...А самое страшное в этой истории - её заурядность. Многие узнают в этом, по необходимости, кратком очерке своих знакомых, соседей. Таких людей, таких матерей, таких детей у нас много.
Мы к ним привыкли, мы простодушны, мы все восклицаем: эх, да где наша не пропадала, это ведь тоже люди!
И ничего, притерпелись.
* * *
...Мне важно, чтобы я была понята исчерпывающе однозначно: я считаю убийство злодеянием, которому нет ни оправдания, ни прощения.
И сверх того: я уверена, что человек, способный перешагнуть эту черту, человеком никогда уже не будет. Но это уже мое личное мнение - быть может, здесь ему не место.
Но как не закричать, узнав о том, как все это случилось: отзовитесь, у кого заболело сердце, когда Куприянов остался на улице! Отзовитесь, кому мешало существовать то, что Букатов жил в вертепе! Кричать без толку. Никто не отзовется.
Никак не могу вспомнить, кто из свидетелей сказал, что Игорь называл убитую по его заказу мать Лялечкой...
Ведь ей было всего тридцать четыре года.
После выстрелов
Запахло желудями и прошлогодней листвой вперемешку с молодым тополем так всегда пахло на нашем старом школьном дворе перед летними каникулами, когда никто уже не учил уроки.
Я открыла глаза.
Я редко просыпаюсь на рассвете, и наступающее утро для меня - зрелище всегда необыкновенное.
Смешное непроснувшееся солнце, впопыхах выбираясь из ярко горящей листвы, заиграло на книжных полках, потом загорелся хвост у пластмассового дракона, купленного на измайловском вернисаже, потом на его хвосте загорелись цветные кружочки, задрожали синие крылышки - и вдруг я увидела коленку, выбившуюся из-под одеяла.
Неотмытую, исцарапанную коленку сына. Он спал, и можно было смотреть на него сколько хочешь.
И я подумала: а как просыпается Алексей в камере смертников?
Там, в Бутырской тюрьме, есть внутри ещё одна тюрьма - для тех, кто приговорен к смертной казни.
Какое там окно?
Сколько света и какой проникает к эту камеру?
Садятся ли на окно птицы?
Как научиться просыпаться в этих смертных стенах?
Фотографию детей передать ему не разрешили.
На этой фотографии они втроем - он и двое похожих на него сыновей сидят в тележке за спиной Деда Мороза.
Сын спросил меня: какое мясо едят тигры - сырое или жареное? И если жареное - кто его жарит?
А его дети, наверное, никаких вопросов не задают. Им сказали, что папа в больнице, а что спрашивать про больницу?
Теперь вопросы задают ему только взрослые. Зачем убил? Понимал ли, что убивает?
Да нет, и взрослые, пожалуй, ни о чем его уже не спрашивают.
Алексей Краузов познакомился с Мариной по переписке, когда служил в армии.
Дурацкая штука эта переписка. Девицы пишут в никуда от полноты чувств, а ратники неадекватно реагируют на волны женских запахов, ибо как-никак неволя есть неволя, а возраст есть возраст.
Но как бы то ни было, отслужив со всеми возможными отличиями в погранвойсках, он вернулся домой и на следующий день полетел знакомиться с автором взволновавших его писем.
И влюбился.
Марине тогда было 16 лет, ему - на шесть лет больше.
Поженились они ввиду ожидаемого рождения ребенка.
Марина, должно быть, даже влюбиться не успела. Теперь говорит, что замуж вышла не по любви - отец был пьяница, жилось с ним 'весело', а Алексей не пил, не курил, даже слов грубых говорить не научился, спокойный, надежный, из себя видный.
Видно, замуж вышла на всякий случай.
Но он-то этого не знал...
В семнадцать лет она родила ему первого сына, через два года второго.
И, говорят, сначала они жили дружно.
Правда, их не миновала известная участь молодоженов без своего угла: сначала жили у Марины, потом переехали из-за ссор с тещей к матери Алексея, а Марина не поладила с его матерью - все известно, все знакомо, каждый может вспомнить что-нибудь из своей жизни.
Но ссор - таких ярких, которые возникают вовсе не под влиянием квартирного вопроса, - у них до поры до времени не было.
И пора эта пришла, когда Марина познакомилась с Валентином Цыпленковым.
Скажу сразу, что история их отношений полна для меня недомолвок и невнятна в главном, но Валентина нет в живых, и спросить не у кого. А Марина - Марина сказала, что этого человека она полюбила.
Полюбила по-настоящему.
Лет ему было тридцать пять.
Он был водителем КамАЗа и жил с женой и дочкой в Конакове.
Познакомились они в 1987 году, и начиная с этого же времени Алексей обнаружил, что буквально во всем раздражает свою жену: не так сел, не так встал, не так прошел.
Маринина версия для мужа - мало уделяет времени ей и детям. Сочинено это было на скорую руку - все знакомые и родственники Краузовых в один голос утверждают, что Алексей все свободное время проводил с детьми и никогда ими, в отличие от Марины, не тяготился.
Есть такие семьи, для которых 'не ночевал дома' означает, что с одним из супругов что-то случилось: попал под машину, убит, украден.
Марина же, напротив, узаконила в своей семье это явление, низведя его до совершенно обычного. Алексей то и дело попадал впросак, но ситуацию он не контролировал, потому что Марина снова переехала к матери. Предлогом было то, что умер отец и матери одной трудно.
Жизнь на два дома дает возможность для маневров. И они имели место. Алексей начал догадываться, что у жены появился другой мужчина, но рассказали ему все дети.
Старший сын не справился с собой - его поразило то, что мамина знакомая тетя Таня Бобкова учит младшего Диму называть дядю Женю (вымышленное имя Валентина Цыпленкова) папой.
Какого дядю Женю?
Да как какого?
Который на большой машине ездит. Вот велосипед недавно привез...
Тетя Таня Бобкова и сообщила Алексею по телефону, чтобы не мучился дурью, что у его жены есть любовник и она собирается за него замуж.
Марине пришлось сознаться.
Начались объяснения.
Вглядимся в лица.
Всем вместе, втроем, им суждено было встретиться один-единственный раз в жизни - а это второй.
Она поневоле беспомощна, эта встреча. Я на ней - явно чужая, лишняя. Я знаю это - вот и все, что я могу сказать в свое оправдание. Но встрече этой суждено сейчас состояться, и, может быть, хоть один из
