– Ты не веришь мне! – бросил Сигурд, поднимаясь.
– Я не верю мечу, потому что верю проклятью на нем! – огрызнулся Микла.
– Это одно и то же, – гневно ответил Сигурд. – Если б ты верил в мои силы, ты бы не боялся вернуть мне меч. Ты просто считаешь, что я неспособен с ним справиться!
Микла ответил ему таким же гневным взглядом.
– С какой это стати я должен с радостью позволять тебе размахивать мечом, если я же и стану первой его жертвой, стоит тебе обозлиться? Не думаю, Сигурд, чтобы тебе так уж хотелось еще раз ошибиться, если твоя Сила не сумеет обуздать проклятье.
Сигурд повернулся к нему спиной и зашагал прочь, частью для того, чтобы доказать, что умеет держать себя в руках, а частью оттого, что и в самом деле боялся вот-вот выйти из себя. Если он чему за это время и научился, так тому, что с Миклой спорить бесполезно, – тот был Так немыслимо упрям, что ничто не могло заставить его переменить свое мнение, и чем больше его уговаривали, тем тверже он стоял на своем. Чем нелепее было мнение Миклы, тем упорнее он его придерживался.
Несколько дней Сигурд держался с Миклой холодно и неприязненно. Путники ехали по бездорожной и труднопроходимой местности, а потому приходилось передвигаться медленнее и часто устраивать привалы, чтобы дать отдых коням. Сигурд и Микла упорно не разговаривали друг с другом, и приходилось Рольфу болтать за троих. Каждого из них по отдельности Рольф уговаривал прекратить глупую ссору, и Микла уже почти готов был согласиться, но Сигурд объявил, что не скажет ему ни слова, пока ему не вернут меч.
Путешествовать с двумя спутниками, которые не замечают друг друга, было тяжким испытанием даже для неисчерпаемо добродушного Рольфа.
Ко всеобщему упадку духа прибавилось постоянное невезение. То и дело они сбивались с пути, и приходилось возвращаться и искать верную дорогу по маятнику Миклы. Частенько надо было пробираться по глубокому снегу и огибать расселины, на дне которых кипела и бурлила вода, вспениваясь на острых зубьях скал. Ночами путники, замерзшие и зачастую промокшие насквозь, ютились под сомнительной защитой скального навеса или в неглубокой пещере, и мысли всех троих неизменно возвращались к приветливой зелени равнин, которые они так неосмотрительно покинули.
Чем выше они забирались в горы, тем больше у Сигурда было поводов пожалеть себя. Снег становился все глубже, и на открытых местах ледяной ветер все сильнее свистел в промерзших скалах. С протяженного гребня продутой всеми ветрами горы путники спустились в узкую глубокую долину, забитую снежными сугробами. Радуясь возможности спрятаться от ледяного ветра, кони часто останавливались и щипали редкие пучки заиндевевшей травы, которая пробивалась меж камней.
Микла спешился и долго стоял, глядя на дорогу, по которой они пришли сюда; лицо его было напряженно-хмурым. Впервые за все эти дни Сигурд едва не нарушил свою клятву и не спросил у Миклы, следует ли кто-то за ними по пятам… но в последнюю минуту решил не ронять своего достоинства и смолчал. Рольф тоже, поглядев на Миклу, беспокойно оглянулся назад, но ничего не сказал; вид у него был встревоженный и озадаченный.
Микла резко обернулся, обратив взгляд на снежный завал, который высился впереди. Вонзая посох в снег, он зашагал к гребню завала и оттуда, обернувшись, крикнул:
– Я перейду через завал и проверю – вдруг это просто перемычка над пропастью? Приведите сюда коней и ждите, покуда я не дам знак с той стороны.
Сигурд, злой и изрядно замерзший, вздохнул.
– Не понимаю, зачем он так поступает всякий раз, когда мы переходим снежный завал или ледник, – проворчал он, обращаясь к Рольфу. – Под нами самое меньшее пятьсот футов чистого льда, но для Миклы этого, видно, недостаточно.
Лаской и понуканиями они загнали коней на снег и смотрели, как фигурка Миклы движется по необъятной сверкающей белизне, на всяком шагу пробуя снег впереди посохом. Вдруг Сигурд услышал словно бы тяжкий вздох. Микла на мгновение замер и побежал со всех ног. Снег медленно оседал огромным кругом, захватывавшим почти треть ледника. Рольф и Сигурд невольно закричали от ужаса… и тут снежная перемычка со стонущим вздохом осела в бездонную пропасть в синеве вечного льда, увлекая за собой Миклу.
Рольф и Сигурд на миг застыли, потрясенные, затем опрометью бросились отгонять коней от края снежного завала, спотыкаясь и оскальзываясь в приступе ужаса. Загнав перепуганных коней на вершину ближайшего скального холма, они оглянулись на ледник и гигантскую трещину – снег все еще беззвучно опадал в нее, и края трещины оставались гладкими и блестящими, словно кто-то нарочно срезал их. Рольф бессильно глядел на это, стискивая кулаки, и, качая головой, повторял:
– Я не могу, не могу поверить! Погибнуть вот так… Вот только он был здесь… и его нет.
– То же могло случиться и со всеми нами, – дрожащим голосом пробормотал Сигурд, и вдруг у него так ослабли колени, что он не мог устоять на ногах.
Он опустился на валун и обхватил голову руками, жалея от всего сердца, что он и Микла не расстались друзьями. – Как по-твоему, может, подобраться поближе и заглянуть в трещину?
Рольф горестно и медленно покачал головой.
– Скорее всего, мы сами там же и окажемся. Снег ненадежен и опасен.
Трещина глубокая, и если он упал на самое дно, его так завалило снегом, что… надежды нет… – Голос его сорвался, и Рольф поспешно отвернулся.
Сигурд стоял около коней, которые окружили его, тревожно округляя ясные глаза, потряхивая гривами и фыркая теплым воздухом в его лицо, – словно чуяли недавнюю смерть. Скоро Сигурд тоже ощутил настоятельную потребность поскорее покинуть это страшное место и обеспокоенно окликнул Рольфа:
– Рольф, нам нужно поскорее убираться отсюда! Мне здесь все больше не по себе.
Альв стремительно обернулся, забыв о своем горе:
– Ты прав! Вернемся той же дорогой, которой шли, – чтобы не заблудиться. Придется нам взять повыше, чтобы миновать это место. Ты же понимаешь – карты-то у нас теперь нет.
Это был тяжелый удар. Сигурд перевел взгляд на коня Миклы, который неспешно рысил рядом с ним,
