Трудно сказать, кто больше был удивлен, увидев зверя, — братья, которым он был в диковинку, или Ториль, которая явно знала, кто это, но никак не рассчитывала встретить его здесь.
Он был ростом с теленка, но напоминал… Трудно сказать, кого же именно он напоминал, скорее какую- то немыслимую комбинацию животных. Тело похоже на львиное, но лапы были гораздо больше, чем требовалось, и выглядели совершенно чужими. Большую орлиную голову с внушительным клювом увенчивал несерьезный хохолок. И уж совсем не к месту смотрелись шикарные крылья, покрытые мягкими шелковистыми перьями того же приятного золотистого цвета, что и шерсть. Длинный хвост заканчивался симпатичной кисточкой.
Зверь открыл клюв, и вновь послышалось то самое протяжное жалобное мяуканье. Потом зверь заскулил, задергался, неловко запрыгал по траве, и Хани понял, что его правую переднюю лапу что-то держит. Не обращая внимания на предостерегающий возглас брата, Хани подбежал к зверю и увидел, что тот угодил в капкан. Не раздумывая, Хани схватил меч, всунул его между стальными дугами, надавил. Капкан скрипнул и нехотя разошелся.
Зверь со вздохом облегчения вытащил помятую лапу, облизал ее длинным дымящимся языком и, ковыляя на трех целых лапах, отошел в сторону, подальше от ненавистного железа. Постоял немного, покачиваясь в полном изнеможении, и мешком рухнул на траву.
— Грифон? — не пытаясь скрыть удивление, спросила Ториль. — Никогда бы не подумала, что хоть один из них дожил до наших дней.
— А раньше были? — заинтересовался Хани.
— Конечно. Предания говорят, что в древние дни они водились стадами.
— Тьфу, надо же придумать такую чушь, — сказал чей-то приятный негромкий голос.
— Кто это? — подскочил Хани.
— Конечно, я, — ответил тот же голос.
— Кто «я»?
— Я это, я, Грифон.
Все трое, вытаращив глаза, уставились на Грифона, сидевшего по-собачьи, держа на весу помятую капканом лапу.
— Так ты еще и говоришь? — поразился Чани.
— Что значит «еще»? — моментально обиделся Грифон. — Не еще, а просто. Говорю, как всегда говорил. И не вижу в этом ничего удивительного. Я не только говорить умею, но еще много чего. И прекратите меня оскорблять. Скажете тоже: стадами. Я — животное редкое, — горделиво произнес он. — Уникальное.
Но на принцессу это не произвело впечатления.
— Откуда ты взялся, редкое животное? — сухо спросила она.
Грифон недовольно пощелкал клювом.
— Откуда?.. Лечу, понимаете ли, себе, лечу, никого не трогаю. Я был в Диагбеначингвеа. Чудесное местечко, красивейшая река, водопады какие… А бананасы там растут… Объеденье, язык проглотить можно. Вы никогда там не бывали? И не стоит, — без всякого перехода закончил Грифон. — Ужасная дыра. Речка мутная, того и гляди — заболеешь. Водопады тоже… Грохнешься
— костей не соберешь. А под каждым бананасом по крокодилу сидит. И любой тебя проглотить норовит, не спросясь. Хоть бы договорились заранее, кто именно. А то схватили, уже есть собрались, да передрались насмерть, все выясняли, кому первому кусать. — Грифон вздрогнул. — Но я удрал… То есть всех их победил! Ух! Только перья полетели!
— От крокодилов? — невинно уточнил Чани.
— Да, а что? — Грифон недоумевающе посмотрел на него ясными голубыми глазами. Потом спохватился — видимо, дошло. Он смущенно перебрал клювом перышки на груди и сообщил: — А там особенные крокодилы. Пернатые. И вдобавок ушастые.
Ториль, не выдержав, расхохоталась, братья тоже прыснули. Грифон надулся.
— Раз так — не буду больше рассказывать.
— Что ты, — поспешно успокоил его Хани. — Мы тебе верим.
— Верите? — Грифон посмотрел на него правым глазом и удовлетворенно кивнул.
— Ну, хорошо. Значит, улетел я с Диагбеначингвеа, но тут на меня напал дракон…
— Десятикрылый? — резко перебила его Ториль.
— Он самый, — жалобно засопел Грифон. — Восьмикрылый. Он вообще меня преследует повсюду. Хочет, видимо, поймать.
— Десяти или восьми? — уточнил Чани.
— Десяти, — сказала Ториль.
— Восьми, — поправил Грифон. — Ведь ему всего четыре тысячи лет.
— А при чем тут возраст? — поинтересовалась Ториль.
— Вы даже этого не знаете? — поразился Грифон. — Простая же вещь. Каждую тысячу лет у дракона отрастает еще одна пара крыльев. Этому четыре тысячи — значит и крыльев восемь.
— А пятая пара? — спросил Хани.
— Это разговор особый и долгий, как-нибудь потом, — уклонился Грифон.
— Зачем же он тебя пытается поймать? — спросила Ториль.
— А я откуда знаю? — поспешно сказал Грифон. — Вот хочет — и все тут. Я спасаюсь, как могу. Ведь я такой тихий, такой мирный, никого не трогаю, никого не обижаю. Только прилетел — и на тебе. Сразу в капкан! Ну где это, скажите, видано, чтобы на Грифонов капканы ставили?! — возмущенно закончил он.
— Неслыханное безобразие, — сочувственно кивнул Чани.
— Вот я и говорю, — обрадовался Грифон. — Просто кошмар. Издевательство! Я ведь животное редкое! — Он выпятил грудь. — Ре-лик-то-во-е! Меня нужно охранять и беречь изо всех ваших сил.
— Я больше не могу, — Хани опустился на траву, беззвучно смеясь. — Сейчас он меня уморит.
Грифон снова обиделся.
— Ах так… Значит, так?! Ну и все, больше я с вами не разговариваю.
— Он, чуть прихрамывая, прошелся по лужайке, потом с треском раскрыл крылья и взлетел.
— Даже не поблагодарил, — фыркнул Чани, осуждающе глядя вслед тающей в голубом небе точке.
— Это он сделает в следующий раз, — держась за живот от хохота, пообещал Хани.
Вопреки всем страхам и ожиданиям, больше никаких приключений и встреч в лесу не было.
— Я думаю, — подвел итог Чани, — что наши охотники просто не желают, чтобы им распугали дичь.
Действительно, за три дня они видели великое множество оленей, кабанов, косуль. Непуганые звери безбоязненно провожали их взглядами, лениво уступая дорогу.
— Пожалуй, да, — согласилась Ториль.
Также без приключений они пересекли равнину и, уже у подножия Черных гор, вышли на дорогу. Это был Северный тракт, пересекавший весь остров с самого севера до крайней южной точки. Дальше путники шли по нему, как с самого начала и предлагала Ториль.
9. ЗАКРЫТОЕ КОРОЛЕВСТВО
Дорога, причудливо петлявшая по склонам гор, то взмывая под облака, то ныряя обратно на самое дно ущелий, помаленьку начала выравниваться, становилась лучше. Но у Хани возникло странное ощущение, что они все дальше уходили от жилья. Может, причиной тому были горы, становившиеся все выше и угрюмее. Теперь они полностью оправдали свое название — Черные, ибо только этот цвет остался на отвесных склонах грозных пиков, поднимавшихся со всех сторон. Они давили, заставляли чувствовать себя крошечным, слабым и ничтожным. Сахарно-белые снежные шапки на вершинах гор делали эту черноту буквально светящейся.
Хани зябко ежился, крутя головой.
— Неприветливое место.
— Да, бывают более гостеприимные дороги, — согласилась принцесса.
— Мне кажется, что эта чернота создана нарочно, — пожаловался Чани.
Ториль метнула на него быстрый взгляд.
