Беринга - Чирикова послужила отправным моментом для организации многочисленных промысловых экспедиций и хозяйственного освоения обширных районов тихоокеанского севера во второй половине XVIII в. {22}
ГЛАВА II
У ИСТОКОВ
НАУЧНЫХ СВЯЗЕЙ:
Б. ФРАНКЛИН
И М. В. ЛОМОНОСОВ
Хотя интерес к Америке, как видно из предшествующего изложения, существовал давно и вполне определенно проявился уже в инструкциях Петра I В. Берингу в 1725 г., научные контакты между русскими и американскими учеными установились только с середины XVIII в., после того как в С.-Петербурге стало известно о работах Б. Франклина в области электричества. Знаменитые 'Опыты и наблюдения над электричеством' Франклина, проведенные в Филадельфии 1, как известно, составили эпоху в науке. Это был в определенном смысле революционный переворот, сравнимый, может быть, с переворотом, который позднее произвели в области политики война североамериканских колоний против Англии и принятая в той же Филадельфии Декларация независимости. Гениальный самоучка из далекой Америки правильно понял существо электрических явлений и наметил путь их дальнейшего исследования, чего не смогли сделать его образованнейшие коллеги по другую сторону океана во всеоружии опыта и знаний, накопленных Ньютоном, Гюйгенсом и Эйлером 2.
Всеобщее признание пришло к Франклину далеко не сразу. Авторитетные теологи издавна считали, что единственно правильным методом борьбы с грозовыми явлениями служит колокольный звон, который якобы отгоняет злых духов. По иронии судьбы, высокие и прочно сложенные церковные колокольни были как раз той плохо проводящей электрический ток средой, которая оказывалась наиболее уязвимой при ударе молнии, и поэтому звонить в колокола при грозе оказывалось делом совсем не безопасным. В конце XVIII в. {23} только в Германии за 33 года было убито 120 звонарей и разрушено 400 колоколен 3. И как бы в насмешку над церковными авторитетами в течение многих сотен лет неуязвимым для молнии стоял величественный храм мудрого царя Соломона в Иерусалиме, покрытый, как выяснилось, хорошо проводящими электрический ток металлическими пластинами.
Религиозные предрассудки оказались далеко не единственной и даже не главной преградой для распространения новых взглядов на природу электричества. Во время войны США за независимость борьба против научных идей Франклина и введения громоотвода приобрела политический характер. Это стало особенно очевидным в связи с тем, что английский ученый Вильсон предложил вместо остроконечного громоотвода Франклина свой тупоконечный, чтобы предотвратить считавшееся в то время опасным отекание электрического заряда. Страсти в стране разгорелись, и любой легкомысленный англичанин, снабдивший свой дом громоотводом с острым, а не тупым концом, грозил прослыть политически неблагонадежным.
В наши дни эти 'научные' споры представляются столь же лишенными смысла, как знаменитый конфликт свифтовских героев из-за того, с какого конца разбивать яйцо - с тупого или острого. Впрочем, на родине великого сатирика отстаивать острый конец громоотвода оказалось небезопасным даже для самого президента Королевского общества и лейб-медика короля Джона Прингля. Его знаменитый ответ Георгу III о том, что 'он по мере сил всегда будет исполнять желания его в-ва, но он не в состоянии изменить ни законов природы, ни действия их сил', дорого обошелся строптивому автору. Прингля уволили с должности лейб-медика и президента Королевского общества.
Королевского медика легко было отстранить от должности и даже, если нужно, посадить в тюрьму, но гораздо труднее остановить развитие науки, даже если этого очень хотелось святой церкви или королю величайшей державы мира. 'Филадельфийские опыты' Франклина, гениальные по своей простоте и ясности, не оставляли сомнения в справедливости вывода о тождестве молнии и электрического разряда, а громоотвод действовал так безупречно, что мог убедить любого, даже самого недоверчивого скептика.
В России об опытах Франклина стало известно {24} широкому кругу читателей из сообщения, опубликованного 'С.-Петербургскими ведомостями' в июне 1752 г. Газета писала, что в Филадельфии, в Северной Америке, г-н Франклин 'столь далеко отважился, что хочет вытягивать из атмосферы тот страшный огонь, который целые земли погубляет', и приводила далее относительно подробное изложение его опытов, повторенных затем во Франции 4. 'Внезапно чудный слух по всем странам течет, что от громовых стрел опасности уж нет!' - писал М. В. Ломоносов в 1752 г. в известном 'Письме о пользе стекла' и выражал далее уверенность, 'что, зная правила, изысканы стеклом, мы можем отвратить от храмин наших гром'5.
Известие о 'филадельфийских опытах' попало в России на благоприятную почву. В то время в С.- Петербурге в смежной области плодотворно работал Г. В. Рихман, сконструировавший в 1745 г. 'электрический указатель' для измерения величины заряда в наэлектризованном теле. С помощью 'громовой машины' - металлического стержня, вынесенного на крышу и соединенного с электроизмерительным прибором, - Ломоносов и Рихман исследовали атмосферные электрические разряды. Летом 1735 г., проводя вместе с Ломоносовым опыты с 'громовой машиной', Г. В. Рихман слишком неосторожно приблизился к проводнику и был убит электрическим разрядом. 'Умер господин Рихман прекрасною смертью, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет'6, - писал Ломоносов о своем друге. Перейдя позднее к широким обобщениям в области электрических явлений, Ломоносов создал прогрессивную для своего времени эфирную концепцию электричества, которая в определенной степени предвосхитила созданную в XIX в. теорию поля.
Из работ Ломоносова и Рихмана по физике видно, что они высоко ценили труды Франклина по электричеству и неоднократно на них ссылались. В то же время, основываясь на собственных многолетних экспериментах, они усматривали в них некоторые недостатки и, в свою очередь, умело дополняли и развивали идеи Франклина 7. Многие из их работ в этой области были выполнены еще до опубликования 'Филадельфийских опытов' или до того времени, когда они могли с ними познакомиться, и, кроме того, значительно отличались от идей, выдвинутых Франклином. {25}
Отвергая несправедливые возражения по поводу своего знаменитого 'Слова о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих'8, Ломоносов подчеркивал, что им истолкованы 'многие явления с громовою силою бывающие, которых у Франклина нет и следу'9.
Отмечая отличие своей теории от взглядов американца, Ломоносов в то же время подчеркивал свое уважение к 'славному господину Франклину' и указывал, что 'все сие не того ради здесь прилагается, чтобы я хотел себя ему предпочесть'10.
Несколько позже новые идеи о природе электрических явлений изучались и популяризировались в России в сочинениях одного из крупнейших физиков XVIII в. академика Ф. У. Т. Эпинуса, установившего связь 'электрической силы с магнитною' и широко проводившего количественные расчеты по теории электричества. В своем капитальном трактате 'Опыт теории электричества и магнетизма', вышедшем в конце 1759 г., Эпинус неоднократно ссылался на Франклина, а в посвящении своего труда писал: 'Присущая телам сила, которую назвали электричеством, открыта лишь недавно и вряд ли уже достаточно исследована... Меня в высшей степени удовлетворяет предложенная Франклином теория этой силы... Однако я пришел к выводу, что мне удалось обнаружить в этой замечательной теории некоторые недостатки; поэтому я приложил усилия к тому, чтобы исправить их и, при помощи этих исправлений, так приспособить эту теорию, чтобы она была приведена к полнейшему согласию с явлениями'11. С поставленной задачей ученый справился блестяще. Значение трудов Эпинуса для развития идей Франклина иногда сравнивают даже со значением, которое в XIX в. имели работы Дж. Максвелла для развития взглядов М. Фарадея: в обоих случаях опыты и наблюдения самобытных гениев были математически обработаны эрудированными профессиональными учеными-физиками. Почти идентичную теорию электричества уже много лет спустя после Эпинуса выдвинул знаменитый английский ученый Генри Кэвендиш, который, как теперь стало известно, не только знал, но и, возможно, даже приобрел книгу петербургского физика в середине 1766 г. 12
Большое впечатление на Франклина и его коллег в Америке произвело известие о трагической смерти {26} Рихмана во время опыта с 'громовой машиной'. Уже 13 декабря 1753 г. в ответ на обращение Дж. Боудвина из Бостона Франклин подтвердил сообщение о смерти 'несчастного джентльмена в С.-Петербурге' и впервые упоминал его имя - профессор Рихман 13.
5 марта 1754 г. в издававшейся Франклином 'Пенсильвания газет' был перепечатан 'отрывок из письма
