Бондарь Александр
Барабанщица
Бондарь Александр
Барабанщица
Когда-то Катин отец воевал с чеченцами, был ранен, чудом бежал из плена, потом в должности командира десантной роты ушёл в запас и вернулся домой, в Краснодар. Катина мать умерла давно, когда девочке было всего восемь лет. И через два года отец женился на красивой молодой женщине Валентине Долгунцовой. Сначала жили они скромно и тихо. Небогатую квартиру Валентина держала в чистоте. Одевалась по бедности просто. Об отце заботилась и Катю не обижала.
Это было невесёлое время. Демократическое похмелье уже закончилось, и всем было видно: дальше дороги нет, надо идти в другую сторону. Но куда идти - непонятно. Катин отец сидел без работы. Денег не было. И ему стало вдруг ясно, что у Валентины появилась какая-то другая, неизвестная ему жизнь. Стала чаще и чаще ходить Валентина в кино, то одна, то с друзьями. Домой возвращалась тогда рассеянная, задумчивая и, что она там в кино видела, никогда ни своему мужу, ни Кате не рассказывала.
И как-то однажды, Катин отец, прийдя домой, сообщил новость: он получил работу: начальником охраны в одной серьезной финансовой структуре.
Был на радостях пир. Пришли гости. Пришёл старый отцовский товарищ Платон Половцев, а с ним и его сын Андрей, который очень серьезно и внимательно смотрел на Катю; а после они сидели рядом и больше им за весь вечер ни до кого не было дела.
Стали теперь кое-когда присылать за Катиным отцом машину. Чаще и чаще стал он ходить на какие-то неотложные ночные встречи и совещания. Раза два брал с собой он и Валентину на торжественные мероприятия-банкеты. А супруга уже была злой и раздражительной. Начальников мужа она хвалила, жен их ругала, а крепкого и высокого Катиного отца вслух называла рохлёй и тряпкой.
Дома у Кати появилось много хороших дорогих вещей - того, о чём Катя раньше не могла и мечтать.
Долго в предчувствии грозной беды Катин отец ходил осунувшийся, побледневший. И даже, как узнала Катя потом, тайком от всех, и особенно от жены, пытался отыскать другую работу.
Что происходило в тайной жизни отца, Катя не знала. Щуря глаза, она всматривалась, всматривалась в его лицо, но не могла там ничего прочесть. А отец не хотел рассказывать.
Что происходило, Катя не понимала, но жить стало интереснее. Всё то, что раньше существовало только на картинках цветных журналов и по телевизору, теперь окружало Катю в жизни. Дома у них стоял дорогой музыкальный центр с лазерными дисками и видеомагнитофон. О шмотках можно и не говорить.
Пришли к ним плотники, маляры, ободрали старые васильковые обои и всё перестроили, перекрасили по-новому.
Ненужную теперь рухлядь раздали старьевщикам и соседям. Дома стало светло, просторно, уютно.
Но тревога - неясная, непонятная - прочно поселилась с той поры в этой квартире. То она возникала вместе с неожиданным телефонным звонком, то стучалась в дверь по ночам под видом почтальона или случайно запоздавшего гостя, то пряталась в уголках глаз вернувшегося с работы Катиного отца.
И Катя эту тревогу видела и чувствовала, но ей говорили, что ничего нет, что просто отец устал. А вот придёт весна, и они все втроём поедут в Мексику - на курорт.
Пришла наконец весна, и Катиного отца арестовали.
Это случилось как раз в тот день, когда она возвращалась из школы в замечательном настроении. Ещё в прошлом году ученики старших классов их школы, скооперировашись с местными казаками, организовали Корниловский отряд. В мундирах Белой Добровольческой армии мальчишки учились правильно маршировать, по офицерски отдавать честь друг другу, собирались на сходки, а весной и осенью отправлялись в походы по местам боёв восемнадцатого года. Кате тоже очень хотелось в отряд, но девчонок туда не брали. Из принципа. А, вот, сегодня наконец взяли - и даже назначили временно барабанщицей.
Вбегая к себе во двор, где шумели под тёплым солнцем соседские ребятишки, громко отбивала она линейкой по чёрному дипломату торжественный марш-поход, когда всей оравой кинулись дети ей навстречу, наперебой выкрикивая, что у неё дома был обыск, что отца её забрали опера и увезли в отделение.
Катя долго плакала. Валентина ласково утешала её и терпеливо учила, что Катя должна будет отвечать, если её спросит судья или
следователь.
Однако никто и ни о чём Катю не спрашивал. Всё там быстро разобрали сами и отца её приговорили за что-то к пяти годам.
Катя узнала об этом уже перед сном, лёжа в постели. Она забралась с головой под одеяло. Через мягкую ткань слабо, как звёздочки, мерцали жёлтые искры света.
За дверью ванной плескалась вода. Набухшие от слёз глаза смыкались, и Кате казалось, что она уплывает куда-то очень далеко.
'До свидания! - думала она об отце. - Сейчас мне двенадцать, через пять - будет семнадцать, детство пройдет, и в эти годы мы с тобой больше не встретимся.
Помнишь, как в глухом лесу звонко и печально куковала кукушка, и ты научил меня находить в небе голубую Полярную звезду? А потом мы шагали на огонёк в поле и ты мне рассказывал о войне в чеченских горах.
Помнишь, как из окна вагона ты показал мне однажды пустую поляну в жёлтых одуванчиках, стог сена, шалаш, бугор, берёзу? А на этой берёзе, сказал ты, - сидела тогда птица ворон и каркала отрывисто: карр... карр! И много русских полегло на той поляне в очень, очень далекую гражданскую войну. (Тебе это место показывал твой дед.) И мой пра-прадед лежал там, в этой серой полыни, где бродит сейчас пятнистый бычок-телёнок и мычит: муу-муу! Должно быть, заблудился, толстенький дурачок, и теперь боится, что выйдут из лесу и сожрут его волки.
До свидания! - засыпала она. - Идут по чеченским горам отряды десантников, и у каждого своя дорога, свой позор и своя слава. Вот мы и разошлись. Топот смолк, и в поле теперь пусто'.
Так в полудрёме мысленно расставалась Катя с отцом. Ей было горько сейчас. Очень много значил для Кати этот человек: ведь был он ей даже и не просто отцом, но больше, чем отцом - старшим другом; часто давал правильный совет и рассказывал ей случаи из своей солдатской жизни - случаи, из которых Катя многому училась и многое начинала понимать впервые.
Утром она проснулась и пошла в школу. И теперь, когда её спрашивали, что случилось с отцом, Катя отвечала, что сидит в тюрьме. Отвечала сухо, прямо, уже без слез.
Отец работал сначала где-то в лагере возле Ростова. Писал часто Валентине письма и, видно, крепко по ней скучал. Потом он, вдруг, надолго замолк. И только чуть ли ни через три месяца прислал - но не ей уже, а Кате - открытку, открытку из Магадана. Там он писал, что его отправили на лесоповал. И там их бригада валит тяжёлые, многометровые лесные деревья.
Два года пронеслись быстро и бестолково. Весной, на третий год, Валентина вышла замуж за высокого крепкого парня неопределённых занятий по фамилии Лобачёв. А так как квартиры у него не было, то вместе со своими двумя большими чемоданами он переехал к супруге.
В июне Валентина оставила Кате на месяц немного денег и укатила с мужем в Москву.
Вернувшись с вокзала, Катя долго слонялась из угла в угол. И когда от ветра хлопнула оконная форточка, и стало слышно, как на кухне кот Тимофей осторожно лакает оставленное среди неприбранной посуды молоко, Катя, вдруг, поняла, что теперь в квартире она осталась совсем одна.
Она стояла, задумавшись, когда через окно её окликнул сосед, дядя Николай. Тот сказал, что всего час тому назад заходила девушка - Катина одноклассница Таня Барышева. Она очень досадовала, что Валентина так поспешно уехала, и сказала, что завтра зайдёт снова.
Ночью Катя спала плохо. Ей снились телеграфные столбы, галки, вороны. Всё это шумело, галдело, кричало. Наконец ударил барабан, и вся эта прорва с воем и свистом взметнулась к небу и улетела. Стало тихо. Катя проснулась.
Наступило солнечное утро. То самое, с которого жизнь её круто
повернула в сторону. И увела бы, наверное, неизвестно куда, если бы... если бы отец не показывал ей тогда эти жёлтые поляны в одуванчиках и если бы он не рассказывал ей те самые военные истории из своей жизни...
