Дальше шли описания мук ревности Улугбека.
В ракетоплане. В больнице. Дома. При встречах с Юлией и расставаниях. С ней и без нее. Сквозила мысль-обида: да как Юлия может не замечать его любви? Почему так легко разбрасывает свои чувства? Хорошо ли это?
Признаться, ярко выраженного криминала я опять не обнаружила (потому и посоветовала Назаровой обратиться в общественный суд). Отметила некоторые абзацы в дневнике Улугбека и набросала тезисы возможного выступления.
По видеотелефону вызвала Матти. Его добродушная очкастая физиономия тотчас же возникла на экране.
– А, ты, Жанна, – заинтересованно произнес он, – Что-нибудь срочное?
– Да, Матти.
– Я все объяснила.
Матти шумно задышал, задвигался, лицо его исчезло, появилось опять – без очков, с воспаленными глазами.
– Вы представляете, что наделали? – наконец, произнес он. – Где Юлия?
– Дома. Пока ничего не знает.
– Немедленно к тебе! Слышишь? Немедленно.
– Хорошо. Я выхожу.
Только успела отворить дверь своего дома – и Матти спешит следом. Взъерошен. Возбужден.
Навстречу – Юлия. Улыбается, протягивает руки. Волосы, прядями спадающие на плечи, переливаются, будто излучают мягкий солнечный свет.
– Дядя Матти! Как долго вас не было, – говорит она.
– Да, деточка, долго… очень долго… – бормочет Матти и странно озирается. – Идем, – он что-то шепчет Юлии и ведет в соседнюю комнату.
Я – следом. Смотрю и ничего не понимаю: Юлия с беспомощно повисшими руками и закрытыми глазами медленно валится на спину. Матти поддерживает девушку и ловко укладывает на диване.
– Что с ней!? – подбежала я, теряясь в самых невероятных догадках.
– Все в порядке, – усмехнулся Матти. – Теперь я спокоен. Она не услышит несправедливых обвинений, не разочаруется во всех нас.
Матти, видимо, прочитал в моих глазах страшный вопрос и объяснил:
– Я усыпил ее. Это совершенно безвредно.
– Но… мы должны ехать!
– Объясним: девушке стало плохо. Ей действительно стало бы плохо. Потом. На суде.
– Объяснениям не поверят…
– Пусть пришлют комиссию.
Вошел Юрий. Я кинулась к нему. Полагала, что он возмутится, отругает Матти, заставит привести Юлию в чувство. Но Юрий молча походил по комнате и спокойно резюмировал:
– Что-то здесь не так. Матти прав. Сначала нужно разобраться.
Замигал видеотелефон. Это Элла. Новая гладкая прическа изменила ее привычную внешность, и я в первые секунды помощницу Матти не узнала.
– Извините, – строго произнесла Элла. – Мне нужен Матти Рану.
– Ну что там? – отозвался Матти.
– Товарищ Рану, вы успели? – многозначительно спросила Элла.
– Успел, – нехотя ответил Матти. – Пожалуйста, занимайтесь своими делами.
Матти ушел, и меня осенила догадка: ну конечно, он отец Юлии! Он привел Юлию к нам, все-все о ней знает. Даже – как в доли секунды усыпить… А эта заинтересованность в судьбе девушки! Так относятся только к дочери…
Я думала об этом, верила и не верила, взвешивала «за» и «против», в конце концов все предположения разрушила одним махом: Матти-отец? Это невероятно! Это невозможно! Он бы не смог всю жизнь скрывать такое счастье!..
Без пяти два мы с Назаровой были во дворце справедливости. Она направилась в зал, а я зашла в буфет выпить минеральной воды. Здесь никого не было. Едва сделала глоток, услышала у дверей, с внешней стороны, возбужденный голос Матти.
– …нет, нет, ни в коем случае! Она ведь живой человек! Понимаешь – живой!
– Но согласитесь, – (это голос Эллы) – утаивать от человечества не имеете права! Такое открытие!
– Никто не собирается утаивать. Всему свое время. Неужели тебе не понятно, какую травму, сами того не желая, мы нанесем? Через несколько дней… (голос пропал) – Понимаешь?
– Понимаю, – вздохнула Элла. – Какое у вас большое сердце… Всех вы жалеете, всех понимаете…
– Только без комплиментов! – оборвал Матти. – Терпеть не могу пустых слов…
