прекрасна,
Я скажу: Хэнцзян противна!
Ветер сплошной дует три дня, валя горы;
Белые волны выше вздымаются башни
при Вагуань.
б. Морской прилив к югу идет, проходит
за Сюньян.
'Воловья мель' с давних пор опаснее,
чем Мадан.
В Хэнцзяне хочу перебраться, но волны и ветер
злы;
Вся река тащит тоску в дали тысяч ли.
в. Хэнцзян, на запад если посмотришь, скрыла
западный Цинь;
Воды Хань к востоку слиты с бродом на Янцзы
цзяне,
Белые волны - словно горы... Как же здесь
переехать?
Бешеный ветер смертельно томит пловца
с горой парусов.
г. Морской бог прошел здесь - злой ветер кружит.
Волны бьют по Небесным Вратам - стены скал
раздались.
Река Чжэ, в восьмой месяц зачем такая ты?
Волны похожи на горы сплошные, снегом
плюющие в нас.
д. Перед Хэнцзянскою будкой встречает пристав
паромный меня.
Мне говорит, указав на восток, где в море
родились тучи:
- Сударь, сегодня ехать хотите ради какой
нужды?
Если такие волны и ветер, ехать никак нельзя.
е. Мутнеет луна, небо в ветре, туман не может
раскрыться,
Киты морские насели с востока, сотни рек
обратно...
Волны в испуге раз взвились, колеблются Три
Горы...
- Сударь, не надо вам переправы!.. Идите
прочь, домой!
Осенняя заводь
г. В Осенней Заводи парчево-горбатая птица,
Среди людей и на небе редкая.
Горная курочка стыдится чистой воды:
Не смеет глядеться в наряд перьев.
д. Оба виска вошли в Осеннюю Заводь;
Утром одним, - смерч - и уже мертвы.
Вой обезьяны торопит белеть волосы:
Длинные, мелкие - стали сырцом все.
е. В Осенней Заводи много белых обезьян:
Прыгают, скачут, словно летящий снег.
Тащут, зовут дитя с ветвей
Пить шаловливо в воде луну.
ж. С тоскою живу скитальцем в Осенней Заводи.
С усильем гляжу в цветы Осенней Заводи.
- Горы, реки - как в Шаньсяне,
Воздух, солнце - как в Чанша!
з. Пьяный, сажусь на лошадь почтенного
Шаня;
Стыну, пою песнь про вола Нин Ци.
Зря напеваю: 'Белые камни ярки':
Слез полна чернособолья шуба.
и. В Осенней Заводи тысяча горных рядов.
Гора Шуи Цзюй - самая странная с виду.
Небо склонилось, хочет валить каменья;
Воды плещут к ветви 'живого чужим'.
к. Прадед Речной - некий кусок скалы.
Синь небес вымело в красочный полог.
Врезан стих; здесь он тысячи лет.
В буквах зеленых мох парчовый растет.
м. Утес Ложэнь в перерез птичьим путям.
Речной Прадед вышел за Рыбьи Мосты.
Воды быстры, лодка скитальца мчится...
Горный цветок пахнет, коснувшись лица.
н. Вода - словно одна полоса шелка,
Земля эта - то же ровное небо.
- Что, если бы, пользуясь светлой луною,
Взор - в цветы, сесть в ладью, где вино?
о. Чистые воды, покойна простая луна.
Луна светла, белая цапля летит.
Он слушает девушку, рвущую лины,
Как всю дорогу ночью домой поет.
п. Пламя печей озаряет и небо, и землю;
Красные звезды рассеяны в алом дыму.
Юноша скромный светлою лунною ночью
Песню поет, оживляя холодные реки.
р. Белые волосы - в три тысячи сажен:
Это кручина кажется длинной такой!
Мне не постичь: в зеркале этом светлом,
Где мог достать иней осенний я?
с. В Осенней Заводи старик из сельской хаты
Наловит рыбы, среди вод уснет.
Жена с детьми пустила белых кур
И вяжет свой невод напротив густых
бамбуков.
т. Холм Персиков - один лишь шаг земли...
Там четко-четко слышны речь и голос.
Безмолвно с горным я монахом здесь
прощаюсь.
Склоняю голову; привет вам - в белых тучах!
Примечания
Ван Чжао Цзюнь
Ван Цян, или по прозванию (Ван) Чжао Цзюнь, красавица, взятая в гарем императора династии Хань (48-32 г. до начала нашей эры), будучи сначала незаметной и неизвестной, сыграла потом большую роль. Предание гласит следующее.
В императорских, так называемых, 'дальних покоях' скопилось столько гаремных женщин, что повелитель не мог найти времени для их обхода. Тогда он велел придворным рисовальщикам изобразить портрет каждой из них и, судя по портретам, призывал к себе ту или другую. Одалиски, поняв секрет, старались подкупить мастера с тем, чтобы он изобразил их более красивыми, чем они на самом деле были. Но Ван Чжао Цзюнъ, гордясь своею красотой, не пожелала унижаться до подкупа и мастеру не дала ничего. Тот изобразил ее за это уродом, а император, взглянув на портрет, не удостоил ее приглашения.
В 33 году до начала нашей эры, хуннуский хан захотел породниться с императорским (Ханьским) домом культурной страны, которую сам притеснял, продолжая дело своих предков. Тогда для него, как для варвара, выбрали, судя по портретам придворных живописцев, самую уродливую из гаремных затворниц. Таковою оказалась Ван Чжао Цзюнь.
Перед тем как отправиться к месту своего назначения, она явилась откланяться своему повелителю. И вот тогда разыгралась драма. Красота ее ослепила и императора, и всех придворных с такой силой, что они тряслись от невиданного зрелища.
Император, который уже неоднократно нарушал свое слово, данное варвару-союзнику, был в отчаянии,
