поминальную речь по нем.
Мысли о старости и мысли о смерти — это не одно и то же. А между тем…
14 октября — был будний день, четверг — он почему-то не пошел с утра в лабораторию, а позже стал работать в саду. Может быть, чувствовал себя скверно и только потом разошелся? Дело было не в Чантри- коттедже, не в «Новой Зеландии», а в старом его кембриджском доме на улице Королевы. И потому, когда он упал в саду, единоборствуя с большой отпиленной ветвью, — как-то нехорошо упал, — и сразу ощутил беду, нужно было тотчас послать за врачом. Но репутация здоровяка сыграла свою роль. Мэри послушалась его заверений, что все само пройдет. А у него была грыжа.
Около шести вечера ему позвонил из лаборатории Норман Фезер, чтобы сообщить результаты дня по каким-то экспериментам с нейтронами. Сам Фезер назвал их «довольно тривиальными» и добавил, что в его докладе шефу «не было ничего важного». Но Резерфорд слушал его с интересом и заключил разговор подбадривающими словами.
Больше в Кавендише не слышали голоса Резерфорда.
Вечером Мэри вызвала массажиста. Массаж не помог. Ночь прошла ужасно. Рвоты и боли. Утром он сам сказал, чтобы послали за врачом. Доктор Наурс, видимо, сразу понял, что случай не прост. В полдень был приглашен для консультации профессор Райл. Сэра Эрнста перевезли в частную лечебницу: предстояла операция. Были угрозы разрыва кишок, непроходимости, ущемления грыжи…
Под вечер из Лондона приехал срочно вызванный сэр Томас Данхилл — выдающийся хирург. Он сделал операцию без промедлений.
И никто не сомневался: все будет хорошо.
Вера в это была так сильна, что в субботу, на следующий день после операции, всерьез обсуждалась будущая поездка Резерфорда в Индию, на очередной конгресс Би-Эй. Он давно готовился к этому конгрессу, где должен был выступать с президентским посланием. Оно было уже написано. Оставалось его произнести. Врачи и Мэри полагали — не для его утешения, для собственного, — что в декабре он будет на ногах. Его утешать не надо было: измученный, бледный, страдающий, он улыбался сестрам в больнице, рискованно шутил с обычным успехом, интересовался механикой процедур, которым его подвергали. И только оптимистических слов не произносил. Может, оттого он и весел был, что в первую же минуту, как зашла речь о больнице, внутренне примирился с неизбежным. Он тогда сразу сказал Мэри, что хочет привести в порядок денежные и прочие дела, имея в виду, очевидно, завещание. Она возразила, чтобы он не беспокоился: болезнь его совсем не серьезна. Но он-то знал, что говорил. Ои, великий оптимист, знал, что говорил! Ои, единственный, знал про себя то, чего не знали другие. («Вы помолитесь за него, Пирс, не правда ли?») И он, в свой черед, возразил Мэри, что в жизни ничего заранее не известно.
В воскресенье, 17 октября, после полудня ему начало становиться все хуже. В понедельник Данхилл, Райл и Наурс снова сошлись у его постели. Но теперь это была постель умирающего. На новую операцию не решились. Делали все, чтобы уменьшить его мученья. И кажется, успешно.
Во вторник, 19-го, рано утром ему сделалось ненадолго лучше. (Отчего это всем перед смертью ненадолго становится лучше?) Он сказал Мэри: «Я хочу оставить сто фунтов Нельсоновскому колледжу. Ты меня поймешь!» И потом снова, громко: «Запомни, сто — Нельсон-колледжу!»
Мысленно он проходил в те дни и часы всю свою жизнь обратной дорогой и вот — почти успел дойти до ее начала… Возможно, он успел продвинуться и до самых ее истоков — до океана, до океанов, что нянчили его предков. Возможно. Однако ему стало трудно говорить. Он замолчал. И это осталось неизвестным.
К вечеру сердце его остановилось. Оно не смогло вынести нагрузки, выпавшей под конец на его долю. И только он заранее знал, что оно не сможет вынести такой нагрузки. Любой нагрузки, выходящей из ряда вон.
Он давно уже знал это.
Он умер от жизни. Той, которой жил.
Ему было шестьдесят шесть лет.
«…В дни празднованья двухсотлетия со дня рождения Гальвани мы были потрясены известьем о смерти Резерфорда, и я тотчас выехал в Англию, дабы присутствовать на похоронах».
Это Бор.
Зримо или незримо на похоронах присутствовал ученый мир всех пяти континентов.
Его тело было предано кремации.
Прах был удостоен погребения рядом с могилами Ньютона, Дарвина, Фарадея.
В Вестминстерском аббатстве шла служба — медленная, широкая, приобщающая душу ко Времени. Она началась чтением: «Я есмь воскресение и жизнь…» И кончилась музыкой «Реквиема».
Не было произнесено ни слова о заслугах и достоинствах усопшего. Ни слова. Это было не нужно.
Субдекан аббатства, обращаясь к небу или к истории, к природе или к жизни, к роду человеческому или к вечности, — ко всему, к чему можно обратиться на «Ты» с большой буквы, — сказал:
— Мы благодарим Тебя за труды и дни брата нашего, Эрнста.
Краткая хронология жизни и деятельности Эрнста Резерфорда
(1871–1937)
1871, 30 августа — В деревушке Спринг Гроув (Брайтуотер), в 13 милях от Нельсона (Новая Зеландия) родился Эрнст Резерфорд.
1876–1888 — Годы начального ученичества — школы в Фоксхилле и Хэйвлокке, Нельсоновский колледж для мальчиков.
1889 — Семья Резерфордов переселяется в Пунгареху (Северный остров). Эрнст Резерфорд поступает в Кентерберийский колледж Новозеландского университета (Крайстчерч, Южный остров).
1892 — Степень бакалавра искусств.
1893 — Степень магистра искусств.
1894 — Начало работы над созданием магнитного детектора электромагнитных волн.
1895 — Степень бакалавра наук. Помолвка с Мэри Ньютон — дочерью хозяйки пансиона, где жил Резерфорд в Крайстчерче. Стипендия имени Всемирной выставки 1851 года.
Осень — Резерфорд поступает в Кавендишевскую лабораторию Кембриджского университета (Англия). Первый докторант (research-student) Дж. Дж. Томсона.
1896–1897 — Вместе с Дж. Дж. Томсоном Резерфорд изучает процесс ионизации газов под действием рентгеновых лучей. Прекращение работы над магнитным детектором.
1898, лето — Первые шаги Резерфорда в исследовании радиоактивности. Открытие неоднородности беккерелевой радиации — альфа- и бета-лучи.
Осень — Переезд в Канаду. Резерфорд — профессор МакГилльского университета в Монреале.
1899 — Открытие эманации тория.
1900 — Женитьба на Мэри Джорджине Ньютон.
1901, 30 марта — Рождение Эйлин Мэри — единственной дочери Резерфорда.
1901–1902 — Совместные исследования с Фредериком Содди. Открытие естественного превращения элементов и создание теории радиоактивного распада атомов.
1903 — Избрание в члены Лондонского Королевского общества.
1904 — Первая книга Резерфорда — «Радио-активность». Первая Бэйкерианская лекция — «Последовательность превращений в радиоактивных семействах».
1905 — Вторая книга Резерфорда — «Радиоактивные превращения» (цикл Силлимэновских лекций в Иельском университете, США).
1906 — Первые эксперименты по рассеянию альфа-частиц в веществе.
