этого ошибочного мнения.
Кэтрин не могла понять, о чем он говорит:
— Что это значит — «таких, как я»? Чем я отличаюсь от тебя?
Лицо его еще больше напряглось, и он сжал ее руку с такой силой, что Кэтрин испугалась, как бы он не сломал ей кость.
— О, отличаешься, да еще как, дорогая моя! Разве ты не знала? Я сын фермера. Я не достоин поцеловать даже кончик твоего башмака, не говоря уж о том, чтобы спать с тобой. — Он притянул ее к себе, и она ощутила каждый мускул его напряженного тела. — Но это еще не значит, что я совершенно слеп. И теперь я вижу, какие пороки прячутся за всей этой красотой и благовоспитанностью.
Тирада Эвана ошеломила Кэтрин. Но только на секунду. Хотя Кэтрин не принимала его за человека достаточно благородного происхождения, то, что он всего лишь сын фермера, ее нисколько не волновало. Все это ровным счетом ничего не значило для нее. Но для Эвана, судя по всему, значило, и очень много.
Она лихорадочно искала слова, которые могли бы рассеять его заблуждение насчет нее:
— Ты прав. Я не из тех женщин, перед которыми стоит преклоняться. Но я вообще не встречала подобных женщин, ни в одном сословии. Подобно тебе, я просто стараюсь по возможности достойно прожить свою жизнь. Я не безгрешна, Эван. И за последние две недели, как и всегда, совершила немало глупых поступков. Но ни одного столь ужасного, какие ты мне приписываешь.
И когда он закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее, Кэтрин подняла свободную руку и нежно откинула волосы с его виска:
— Неужели я должна быть только либо ангелом, либо дьяволом? Я просто женщина и делаю ошибки, как и все другие смертные.
Он застонал. И едва заметно наклонил голову, как бы навстречу ласке Кэтрин. Но потом, переборов себя, резко отстранился:
— Уверяю тебя — ты не «просто женщина». — Он открыл глаза. И с откровенностью, граничащей с дерзостью, взгляд его заскользил по ее едва прикрытому легким одеянием телу. И несмотря на страх, который внушал ей Эван, Кэтрин почувствовала, как в ней снова вспыхнуло желание. Отчего Эван по- прежнему оказывал такое воздействие на нее даже после всех ужасных вещей, в которых он ее обвинил?
Когда Эван вновь заговорил, голос его дрожал — от гнева или от желания, Кэтрин не могла понять:
— Мне трудно сказать, кто ты на самом деле. Но ни в коем случае не «просто женщина».
Они стояли напротив друг друга. Кэтрин слышала его дыхание. И блеск его глаз заставлял ее трепетать.
Как он намерен поступить с ней — теперь, когда решил, что она имеет отношение к убийству? Ждать, когда он заговорит первым, у нее не было сил:
— И что же ты надумал делать?
Он помолчал мгновение, а потом отчеканил:
— Мы с тобой отправимся в город.
— В город?
— Куинли остановился в «Красном драконе». Мы возьмем сосуд, и ты расскажешь следователю свою новую версию происшедшего. И он решит, как поступить с тобой.
Кэтрин замерла от ужаса
— Эван, не поступай со мной так! Я ни в чем не виновата!
Вскинув брови, он смерил ее таким холодным взглядом, что сердце ее оледенело:
— Тогда тебе не о чем и беспокоиться. Ты с легкостью убедишь в этом Купили.
Кэтрин не могла в это поверить. И он потащит ее к Куинли, основываясь только на своих диких подозрениях! Даже не дав ей оправдаться!
Разжав ее онемевшие пальцы и забрав сосуд, Эван направился к окну и глянул наружу:
— Предлагаю тебе две вещи, на выбор. Либо позови своих слуг и прикажи им вышвырнуть меня из замка. Тогда я расскажу все Куинли, и пусть он сам с тобой разбирается. Или поезжай со мной в Аондезан по доброй воле и расскажи сыщику то, что говорила мне.
Он обернулся от окна к Кэтрин:
— Но независимо от того, каково будет твое решение, я позабочусь, чтобы Куинли узнал все.
— То есть узнал твою версию того, как это было! — возмутилась она. Кэтрин поднялась с пола, и распахнувшийся капот открыл прозрачную сорочку:
— Как ты можешь? После того, что случилось между нами!
Эван побледнел и смотрел на Кэтрин, не отрываясь. Взгляд его скользнул по подбородку, шее, по вырезу сорочки, по кружевам, из-под которых проглядывали ее груди. Он судорожно сглотнул, продолжая сжимать в руках сосуд.
Наконец, пробормотав проклятие, он отвел глаза и, резко повернувшись, шагнул к выходу:
— Поднимись к себе и оденься. Даю тебе десять минут. Сам я пока займусь лошадьми. Если ты не спустишься вовремя, я уеду один. — Он помолчал и холодно добавил. — Но я вернусь. Вместе с Куинли. — И, распахнув дверь, вышел из комнаты.
Кэтрин дрожащими пальцами стянула на груди капот. Эван не оставил ей выбора. Он отлично знал, что она не отпустит его, с его подозрениями, одного к Куинли. Нет, она должна поехать с Эваном.
Слезы душили ее. Она готова была проклясть все на свете — настолько несправедливым показалось ей происшедшее, ей хотелось одного: остаться здесь, спрятаться и постараться залечить страшную рану, нанесенную Эваном, ее… гордости, ее… сердцу, ее… душе.
Но на это нет времени. Он дал ей всего десять минут. Кэтрин запахнула капот, распрямилась и запрятала боль подальше, в самую глубину сознания. Эван воображает, что ему удастся засадить ее в тюрьму и таким образом разрушить все, чем она дорожит. Напрасно надеется, что это у него получится. Она, Кэтрин, — Леди Туманов, наследница друидов. Пугливая прежде, сейчас, перед лицом опасности, она сумеет быть стойкой. И найдет способ одолеть наглеца и выбраться из этой трясины.
14.
Когда впереди показались предместья Лондезана, Эван пришпорил свою кобылу, понуждая ее ускорить шаг. Ему не требовалось оборачиваться, чтобы убедиться — Кэтрин последовала его примеру. Он выиграл половину сражения, заставив ее поехать вместе с ним.
Каким образом Кэтрин удалось убедить слуг, будто бы все в порядке и им не о чем тревожиться, Эван не знал. Но это его и не заботило. Она мастерица сочинять небылицы. Нет сомнения, она сумела выкрутиться и придумать веские причины, почему ему пришлось переночевать в замке и почему им вдруг понадобилось срочно ехать в город.
Он искоса взглянул на Кэтрин — и тут же пожалел об этом. И как это ей удается постоянно сохранять такой ангельски невинный вид? И дело не в платье и не в отороченном кружевами спенсере. Дело в нежном румянце, который проступал на ее щеках, столь же розовом и прозрачном, как муслиновая подкладка снежно-белого капора Кэтрин, и в стоически сжатых, чуть подрагивающих губах. Кэтрин заставляла Эвана чувствовать себя настоящим чудовищем, хотя он ни на секунду не сомневался, что поступает правильно.
Черт бы побрал эту женщину, подумал он, недовольный собой, и отвел от нее взгляд. «С чего это ты сразу начал таять? Куинли прав. Все женщины — обманщицы. И даже такие, как Кэтрин, способны замыслить убийство».
Он сжал поводья. Уж слишком не похожа была Кэтрин на соучастницу преступления. Она сидела на своем послушном пони, гордо выпрямившись, храня молчание с таким видом, словно и в самом деле Эван влек на заклание невинного агнца.
Колено его случайно коснулось переметной сумки, в которой лежал бронзовый сосуд. Тот самый, который ей был так нужен, чтобы иметь возможность выйти замуж… за кого-нибудь.
Однако она отвергла предложение Мориса, даже после того, как заполучила сосуд. И вдруг Эвана осенило. Почему он ни разу не подумал об этом до сих пор? Не странно ли: она с таким трудом завладела сосудом — и тут же отказала почти единственному мужчине в Лондезане, который годился ей в мужья?
