Эсме снова легла – судя по тому, что с берега не доносилось пения птиц, до рассвета было еще далеко, но сон упорно не шел к ней. Она угрюмо глядела на полог, защищавший ее кровать от комаров, и ей казалось, что она находится в каком-то коконе, сплетенном Уинтропом, чтобы отрезать ее от остального мира.
Наконец, отчаявшись заснуть, Эсме поднялась и, отодвинув полог, оглядела свою каюту. То, что еще недавно казалось путем к свободе, обернулось новой тюрьмой! Не в силах оставаться в душной каюте, Эсме вышла, не заботясь о том, что на ней всего лишь просторная сиамская ночная рубашка, а волосы свободно лежат по плечам, – вряд ли кто-нибудь в такой час увидит ее.
Пройдя на корму, девушка уселась в плетеное кресло и задумалась о том, что ожидает ее впереди. С мечтой обрести в Чингмэе работу учительницы, возможно, придется распрощаться – как только в английском консульстве узнают, что она убежала из дома, ей вряд ли станут помогать, пока не известят о местопребывании блудной дочери ее отца и не получат от него ответ. А на пароходе она теперь пленница Йена и может уповать лишь на его милость. Вот если бы ей удалось убедить его никому не рассказывать о ее секрете… Все-таки он не чудовище, в конце концов, и должен понять, как плачевна ее ситуация…
Тем не менее он почему-то предпочитает верить не ей, а всем этим мерзким сплетням… В глазах посла Эсме по-прежнему остается взбалмошной, избалованной, инфантильной девицей. Как же ей добиться, чтобы Йен сумел разглядеть ее истинное лицо? Пожалуй, остается одно – исполнять свои обязанности переводчика как можно лучше, подходить к ним со всей ответственностью. Тогда посол поймет, что Эсме не ребенок, а достаточно зрелый человек и может сама позаботиться о себе в чужом городе, и после этого наконец оставит ее в покое.
Эсме стало немного легче. Да, она знала, что ей придется сдерживаться и не перечить Йену… но другого способа у нее, кажется, нет. Нужно проглотить гордость и беспрекословно подчиняться во всем, кроме, разумеется, одного. На это она никогда не пойдет!
Эсме подумала о том, что, пожалуй, ей стоит вернуться в свою каюту; однако южная ночь казалась такой мирной, такой торжественно-спокойной, что уходить не хотелось.
Она рассеянно глядела на берег – и вдруг ее поразило неожиданное зрелище. На одном из деревьев одновременно зажглись мириады маленьких огоньков, Эсме уже не раз приходилось видеть подобное, но она всякий раз удивлялась, как целой колонии светляков удается столь дружно зажигать и гасить свои огни. Погорев с пару минут, огоньки вдруг исчезли, затем снова осветили дерево волшебным светом… и так продолжалось несколько раз.
Эсме посмотрела на противоположный берег, надеясь и там увидеть дерево со светляками, но на этот раз взгляд ее уперся в кромешную мглу. Впрочем, глаза ее вскоре привыкли к этой темноте, и она начала различать силуэты раскидистых деревьев на фоне фиолетового до черноты ночного неба. Пароход тихо покачивался на волнах, ветви деревьев словно сплетали полог над головой Эсме, и она чувствовала себя уверенно и спокойно. – Ресницы ее против воли сами начали опускаться…
Из забытья Эсме вывел какой-то скрип. Ей казалось, что она закрыла глаза всего лишь на мгновение, но по начинавшему розоветь небосводу тут же определила, что на самом деле прошел уже не один час. В то же мгновение она поняла и причину скрипа – это пошевелился Йен, сидевший в кресле напротив нее. Судя по всему, они находились в кают-компании, смежной с каютой посла.
– Готов согласиться, – насмешливо произнес Йен, – что койки у нас в каютах жестковаты, но, по-моему, спать на этих креслах еще неудобнее!
– Поверьте, я заснула совершенно случайно, я не хотела… – Эсме попыталась встать с кресла.
– Спи, спи! – улыбнулся посол. – Не стану скрывать, смотреть на тебя, когда ты спишь, – весьма приятное зрелище!
Эсме покраснела.
– И давно вы… ты так смотришь на меня? – спросила она.
– Достаточно, чтобы заметить, какой у тебя невинный вид во сне. Не женщина, а ангел во плоти!
– Но мы-то отлично знаем, – усмехнулась Эсме, – как обманчив этот вид. Я умею быть отличной актрисой, верно?
– Да уж, – Йен покачал головой, – актриса ты и впрямь неплохая, если умудряешься проявлять свои способности, даже когда спишь! Вот только не знаю, поможет ли тебе весь твой талант, если кто-нибудь еще увидит тебя в таком виде.
Эсме изумленно посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– То, что под рубашкой у тебя, кажется, ничего нет…
На этот раз Эсме изо всех сил постаралась не покраснеть, поскольку именно на эту реакцию и рассчитывал Йен. Не дождется!
– Я надеялась, ваше сиятельство, – вежливо проговорила она, – что меня никто не увидит. Разве что вы – но вы же не станете трубить об этом на весь пароход? И вообще, я думала, что вряд ли кто-либо станет шпионить за мной в столь ранний час…
Эсме поднялась, намереваясь вернуться в свою каюту; однако едва она шагнула к двери, как рука Йена обхватила ее за талию, и в следующее мгновение девушка оказалась у него на коленях. Легкое плетеное кресло жалобно заскрипело.
– Опять на вы! – Йен с притворным неудовольствием посмотрел на нее. – Послушай, красавица, тебе вообще не следовало бы садиться на один пароход со мной!
Эсме попыталась вырваться, но хозяин каюты держал ее словно в тисках.
– Отпусти! – вскрикнула она, ударяя его по рукам, но для Йена ее удары были все равно что комариные укусы для буйвола.
– Тише! – Ухватив ее за запястья, он прижал их к бокам Эсме. – К твоему сведению, на реке звук распространяется даже лучше, чем на суше! Или ты хочешь, чтобы сюда весь народ сбежался?
В глазах Йена играли задорные огоньки, будто для него все это было не более чем забавой, что еще больше взбесило Эсме.
