затряс головой и прошептал:
– Нет, нет.
– Что? – испуганно спросила девушка.
Солдат прикрыл рукой глаза и жалобно простонал:
– Не может быть. Ты умерла.
Сначала Гаррет подумал, что раненый бредит. Он вопросительно взглянул на Мину, но она только недоуменно пожала плечами и продолжила расправлять простыни.
– Не разговаривайте, – сказала она, обращаясь к раненому, – вам вредно говорить.
Солдат убрал руку с лица и снова посмотрел на Мину:
– Я знаю, ты умерла.
– Нет, – тихо ответила девушка, взяв его руку. – Чувствуете мои пальцы? Видите, я живая.
Солдат снова затряс головой и закашлялся.
– Нет, нет, не живая. Но это хорошо.
– Тс-с, – успокаивала его Мина.
– Может, ты теперь ангел, – не спуская с Мины лихорадочно блестевших глаз, сказал солдат и с усилием кивнул: – Хорошо для меня. Если я умру, хорошо, что ангел рядом со мной.
Гаррет про себя подумал, что Мина, с ее мягкими волосами, блестевшими в свете лампы, действительно была похожа на ангела. Неудивительно, что солдат думал, что он уже на пути в рай.
– Вы не умрете, – заверила солдата Мина.
Он с недоверием взглянул на нее. Затем его лицо разгладилось и он сказал печальным голосом:
– Ты ангел. Так и должно быть. Всегда знал, что ты хорошая девочка.
Странно, казалось, солдат был совершенно уверен, что знает Мину. Гаррет лишь удивлялся. За кого он ее принимает? Солдат попытался подняться.
– Никогда не верил, когда Тирл говорил плохие вещи о тебе… которые ты делала. Все вранье. Грязная ложь… и о твоей матери тоже… Старый распутник. – Солдат застонал и заворочался в постели. – Он всегда хотел ее тела, хотя она и была цыганкой.
Чем больше Гаррет прислушивался к словам раненого, тем больше сомневался в том, что солдат бредит. Он заметил, как побледнела Мина и как торопливо опустила глаза.
Солдат закашлялся.
– Может, хорошо, что ты привиделась мне. Твой отец… – Он снова закашлялся.
Гаррет видел, как у Мины задрожали руки. Она выронила простыни, затем снова схватила их.
– Вы не знаете, что говорите, – прошептала она. Тревога ясно слышалась в ее голосе. – Вы думаете о ком-то другом. А теперь тише, пока вам не стало хуже!
Но ее слова не остановили солдата.
– Вижу, почему Тирл хотел тебя и твою мать. Ты – хорошая девочка… даже если и мертвая, – бормотал он, снова заметавшись по подушке.
– Я не мертвая, – твердо сказала Мина и сжала губы, увидев, что кровь просочилась сквозь повязки. – Вот видите, к чему привела ваша глупость? Вы навредили себе. Лежите тихо, а я дам вам что-нибудь, чтобы вы уснули.
Гаррету хотелось услышать, что еще скажет солдат, и он бросился, чтобы помешать ей, но, увидев его раны, он заколебался. В одном она была права. Раненый должен лежать спокойно, иначе разбередит раны. И Гаррет мрачно наблюдал, как Мина пытается влить в рот солдата какой-то теплый чай, тот же самый, что раньше давала и ему.
Наблюдая, как Мина старается облегчить страдания солдата, Гаррет не мог отогнать от себя подозрения, холодными тисками сжимавшие его сердце. Тут же всплыли в памяти слова Тирла: «Даже женщин можно купить». Гаррет вспомнил все вопросы, которые задавала ему Мина. Почему она задавала ему так много вопросов?
Он смотрел на Мину, дрожащими руками снимавшую бинты с солдата. Совершенно очевидно, что солдат знал ее раньше. Как знал ее и Тирл. Как Тирл мог знать мать Мины, цыганку? Дядя уже долгое время не жил в Фолкем-Хаусе к тому времени, когда, как утверждала Мина, она приехала в Лидгейт. Однако из слов солдата было понятно, что Тирл близко знал мать Мины. Он даже намекнул, что Тирл и Мина… Гаррет холодел от этой мысли. Что же она сделала вместе с Тирлом или против него? Теперь Гаррет жалел, что не допросил солдата до того, как Мина успела дать ему снотворное. Необъяснимый гнев охватывал его.
Слишком много подозрительного было в словах раненого, и Мина явно не хотела, чтобы их кто-то услышал. Необходимо все выяснить. Если она каким-то образом связана с Тирлом, то может оказаться намного опаснее, чем Гаррет сначала предполагал. Надо заманить дядю в ловушку и заставить его признаться. Гаррет не мог допустить, чтобы Мина и дальше доносила Тирлу о каждом его шаге!
Он с такой силой стиснул кулаки, что ногти впились ему в ладонь. Он хотел посмотреть Мине в лицо, но она избегала его взгляда. Гаррет чувствовал, что она что-то скрывает, боится, что солдат может рассказать о чем-то еще. Чего она боится? Он узнает об этом, чего бы это ни стоило. Он узнает, кто она… какая она. Он заставит эту притворщицу сказать ему правду.
Глава 10
Есть холм высокий, каменистый,
Там на вершине истина стоит.
Тому, кто хочет до нее добраться,
Путь долгий и тяжелый предстоит.
Марианна смывала кровь с открывшихся ран солдата, чувствуя на себе настороженный взгляд Гаррета, и проклинала себя за свою глупость. Она не была готова к тому, что солдат может узнать ее.
Как неразумна она была! Если бы она заранее подумала об этом, то поняла бы, насколько это вероятно. Когда сэр Питни пытался заставить ее отца продать Фолкем-Хаус, его люди шныряли повсюду, распространяя слухи о том, что ее мать колдунья. Любой, кто последние несколько лет работал на Питни, наверняка знал, что говорили о ее матери, особенно после того, что произошло в результате козней Питни.
Каким-то образом сэр Питни узнал, что Дантела была цыганкой, и рассказал об этом всем жителям Лидгейта. В памяти Марианны ожило воспоминание о волнениях, вызванных его «разоблачением». Но Питни недооценил доброго отношения горожан к ее родителям и лютой ненависти к нему. Они помнили, каким он был хозяином Фолкем-Хауса – холодным, грубым, жестоким, нисколько не заботившимся о фермерах. Поэтому, когда он обвинил мать Марианны в колдовстве, все горожане выступили на защиту семейства Уинчилси.
А сейчас слова солдата непременно вызовут дальнейшие расспросы Гаррета о том, кто она. Марианна находила только слабое утешение в том, что солдат не успел назвать фамилию ее семьи.
Вдруг она похолодела. Что мог подумать Гаррет, услышав утверждение солдата, что она умерла? Если он догадается, почему солдат в это верил…
«О, почему Гаррет услышал так много?!» – в отчаянии думала Марианна. Она украдкой взглянула на Гаррета и сразу же опустила глаза, заметив, что он с непроницаемым выражением лица наблюдает за ней.
В отчаянной надежде избежать его вопросов Марианна собрала окровавленные бинты и понесла их к двери.
Резкий голос Гаррета остановил ее:
– Оставь их.
– Я должна их выстирать или…
– Потом. Сейчас ты пойдешь со мной. Мы должны поговорить.
Марианна могла бы отказаться под предлогом того, что должна остаться с солдатом, но это только продлило бы ее мучения. Если уж Гаррет пожелал поговорить с ней, он все равно это сделает. Лучше пусть он допросит ее, и все закончится.
Что она может рассказать Гаррету о своей семье, не раскрывая всей правды?
