Ха, владелец отеля? Ну и рыбку ты поймала. Особенно если вспомнить о твоем прошлом.
Зачем ты мне все это рассказываешь?
Раньше ты не давала себе труда рассказывать нам о своей жизни.
Тебя никогда не заботило, что мы думаем. Нисколечко.
Ты хочешь, чтобы я порадовался за тебя? Чтобы сказал: «Конечно, мама, это отличная новость!»?
Я почти готов покончить с нашими обоюдными страданиями и повесить трубку.
– Откуда ты звонишь? – произношу я в конце концов.
– Я вернулась в клинику в Миядзаки. Это… выпивка, понимаешь. Я больна уже очень давно. Вот почему…
Но сейчас… он – владелец отеля, кстати, его зовут Ота,– он говорит, что, когда мы поженимся, мои трудности станут его трудностями, и поэтому… Я хочу поправиться. Поэтому я вернулась сюда.
– Понимаю. Это хорошо. Удачи.
«Госпожа Ота». Такая же, как все, замужняя, уважаемая. ПЕРЕЗАГРУЗКА. Новый покровитель, новые банковские карты, новый гардероб. Мило. Но ответь на мой вопрос: «Зачем ты мне все это рассказываешь?»
Я понимаю.
Господин Ота ничего не знает про нас. Ты ему не рассказывала. Ты хочешь увериться, что я не разглашу твои грязные маленькие секреты. Я прав?
– Он очень хочет с тобой познакомиться, Эйдзи.
Как мило с его стороны. Почему я должен встречаться с этим магнатом гостиничного дела?
Прошло двадцать лет – слишком поздно начинать разыгрывать заботливую матушку, матушка.
Дело в том, что ты всегда приносила мне одни несчастья. Ты и сейчас делаешь меня несчастным.
Все замечательно. Разберись со своим алкоголизмом, выйди замуж, живи долго и счастливо и оставь меня в покое. Истеричная, алчная, бессердечная ведьма.
Окошечко открывается – показывается шариковая ручка, к которой прикреплен белый флажок,– на полке, источая кофейный аромат, появляется неприкасаемая кружка Сатико с нарисованным на ней Дораэмоном. Окошечко захлопывается.
– Эйдзи?
По воле диджея «I Heard It On the Grapevine» обрывается.
Я не могу себе объяснить, почему говорю:
– Мама, а может, я э-э… завтра приеду в Миядзаки тебя проведать?
Когда я заканчиваю объяснения, Сатико кивает.
– Разве я могу препятствовать подобной гуманитарной миссии? Но мой последний приказ как старшего по званию офицера великой армии Нерона таков: позвони моей подруге перед тем, как уедешь из Токио.
– Она, э-э, что-нибудь говорила?
– Я могу сказать, в каком она настроении, по тому, что она играет. Когда ты звонил ей на прошлой неделе, Аи играла Шопена и прочие милые вещи. Вчера же мне пришлось собираться на работу под замороченные пьесы Эрика Сати[136], которые он писал, чтобы избавиться от соседей.
– Я, э-э, кажется, все испортил, Сатико.
– Аи не Мисс-счастье-двадцать-четыре-часа-в-сутки. Жизнь коротка, Миякэ. Позвони ей.
– Не знаю…
– Нет. «Не знаю» не принимается. Скажи: «Слушаю и повинуюсь, госпожа Сэра».
– Я в самом деле…
– Заткнись и скажи это, иначе тебе больше никогда не придется делать пиццу в этом городе.
– Слушаю и повинуюсь, госпожа Сэра.
– Томоми сказала, что у тебя был трудный разговор, мэн…-Дои входит в загон с мини-блендером в руках.– Знаешь, что я придумал, чтобы подавить нездоровые вибрации, мэн?
Я отворачиваюсь.
– Дои, сегодня моя последняя смена. Сжалься…
– Никаких фокусов, мэн! Просто волшебный антистрессовый коктейль…
Стал бы он доставать меня своими штучками, если бы знал, что всего лишь днем одна карта и одна лопнувшая артерия спасли меня от потери половины моих органов? Не исключено, что да.
– Для начала клубника! – Дои высыпает в блендер полную упаковку ягод. Потом набрасывает на блендер черный бархатный колпак и превращает их в жидкое месиво. Снимает колпак и крышку.– Затем помидоры! – кидает туда же три переспелых помидора.– Красная пища снимает стресс. Зеленая – нагнетает. Вот почему кролики и вегетарианцы такие нервные… Что потом? Малиновый сок… сырой тунец… бобы адзуки…[137] все основные типы продуктов.– Дои возвращает на место
