Дефо – в седле! Правда, на этот раз все оплатил Гарлей, причем даже не из государственного, а из своего кармана. (Какое уж он там делал разграничение между этими двумя источниками – другой вопрос.) Дефо благодарил и отчитывался: «Получил, сэр, от вас чек на двадцать пять фунтов и из расчета этой суммы, а также насколько позволяло время, оснастился всем необходимым для поездки. Пишу, сэр, об этом не ради жалоб, а потому лишь, чтобы правильно поняли меня, ибо одолжаться заставляет меня не что иное, как несчастие, вам известное, оставившее меня и без коня, и без седла, без уздечки и без пистолетов, короче, без всего необходимого».
Дефо имеет в виду банкротство, окончательно сразившее его летом того же 1706 года. Он все искал пути уладить как-нибудь дела с кредиторами. А верный Девис пытался заинтересовать Гарлея водолазным аппаратом. Однако ничего не помогло. Был принят новый закон о банкротстве, и Дефо и Девис вместе пошли ко дну.
«Так что вынужден был я, – продолжает Дефо, – купить все заново, а лошадей, сэр, нужно было приобрести даже пару и со всем снаряжением, ибо тогда лишь смогу я себя чувствовать в безопасности от грабителей на большой дороге».
Писал Дефо и о семье: «Семеро детей, сэр, и что уж тут говорить… Благодаря вашему заступничеству и милостям ее величества была дарована мне свобода, но, сами понимаете, ото всего я ныне освобожден и как есть гол. Так что оставляю на руках ваших как бы вдову с семью чадами»…
В конце письма Дефо указал: «От вас буду ждать вестей на имя Александра Голдсмита». Александр Голдсмит, Андре Моретон, Клод Гийо – это все были его явочные имена.
Если подъемов и падений в своей судьбе Дефо насчитывал тринадцать, то поездок по стране – семнадцать: с 1706 по 1714 год находился Дефо в постоянных разъездах и еще потом время от времени ездил вновь и вновь. Он повторял одни и те же маршруты, а некоторых маршрутов, возможно, и не было, потому что ведь, как выразился один редактор, Дефо способен был написать путевые записки и не покидая Лондона…
А за вычетом деталей в принципе понятно, что было, а чего не было: «Путешествие по стране» было проверено автором на себе. Основная идея выношена была на дорогах – идея страны.
ПУТЬ ПО СТРАНЕ
Дефо держал путь на Ньюмаркет, центр скаковой жизни.
В отношении к спорту Дефо был спортсмен и немнож^ ко, конечно, пуританин. У пуритан к спорту, как и к театру, претензии были серьезные: отвлекает от дела! А если посмотреть, что за спорт поощрялся в Британском королевстве при попустительстве официальной церкви, то можно добавить: разлагает народ!
Поэтому вместе с пуританами Дефо осуждал традиционную и самую кровавую забаву англичан – петушиные бои. Бокс признавал он в качестве самообороны, но как спорт… Представьте, насколько, в свою очередь, кровавым был бокс тех времен, без перчаток, – и поймете Дефо, осуждавшего такой бокс.
Скачки – другое дело, ибо и римляне… О римлянах часто любил вспоминать Дефо, а о скачках писал он в «Опыте о проектах», в «Плане английской коммерции», в «Обозрении», в письмах к Гарлею. Он извинялся перед министром, что пишет «не по делу», но все же сообщал, кто выиграл. И в «Путешествии по стране», составленном из путевых писем, как бы «писем», тоже есть скачки.
Да, Дефо создал в литературе настоящее море, открыл город, но он же освоил еще и спорт, прежде всего конный. Описание скачек у Дефо – это такой же литературный эталон, «точка отсчета», как крик попугая над ухом Робинзона, образцово созданная ситуация, от которой затем уже, словно от призового столба, стартовали и другие писатели, вплоть до Голсуорси, не забывшего в своей Форсайтовой «Саге» скачек.
В эпоху Дефо один за другим возникали «рейскорсы» и «турфы» – скаковые дорожки. Аскот и Эпсом, которые до сих пор на слух знатоков-лошадников звучат словно Мекка для паломников, – современники Дефо. Но прежде всего, разумеется, Ньюмаркет. Как есть метр-эталон в Париже, так дорожка на ньюмаркетской пустоши, все та же дорожка и на ту же дистанцию, прямая ровно в милю, служит мерилом скакового класса.
По путевым запискам Дефо чувствуется, как сразу электризовала его атмосфера турфа и как он в то же время взглядом привычным окинул дорожку, обозначенную канатами (с тех пор сохранилось в ипподромном жаргоне – «прижал к канату»), осмотрел шумную и яркую толпу, как поспешил он погрузиться в этот мир забот, напряженных и необычных.
Скакали все больше матчами – парами. («Матч» – тоже ведь сохранилось, и не только в скаковом словаре, как говорим мы: «съехал с круга» и «остался за флагом», не думая платить подати конникам, имеющим, однако, все «авторские» права на эти выражения.)
Уловки жокеев – дело особое. Вот Фрамптон, великий Фрамптон, первый номер среди тогдашних звезд скакового спорта, выигрывает и проигрывает с равной выдержкой. Или мистер Фагг, ездок-любитель, прибегает ко всевозможным, по-своему мастерским хитростям: чем хуже конь его выглядит до скачки, тем лучше в скачке!
Скаковая дорожка собрала возле себя чуть ли не всю страну. Не по количеству. Представительство от всех графств почти полное. Дефо ценил скачки и за это, за спортсменское единение и уравнивание всех, что называется, «в шансах». Но также он видит, что большинству на скачках дела нет до лошадей. Более того, он понимает, почему это так и что за люди считают необходимым показаться в Ньюмаркете, именно лишь показаться, продемонстрировать свое присутствие в качестве «спортсменов», любителей лошадей, которых они с трудом различают по масти, не говоря уже о прочих, более специфических признаках. «Ах, Ньюмаркет!» – говорит какая-нибудь Роксана (ведь жокеем скачет сам король, а в публике – принцы, принцы и герцоги…).
Утомленный зрелищем человеческого тщеславия, Дефо выбирается из толпы, из публики и отправляется на конюшню. Вот где спортсменство беззаветное, даже в лошадях! Чистокровные кони живут, оказывается, теми же страстями. Вот они – спортсмены, вот они не щадят живота своего. Два скакуна даже богу душу отдали после слишком резвых прикидок, Дефо видел и это, пока ходил мимо стойл, наблюдая таинственно-многозначительные процедуры: втирают мазь, соскребают пену, надевают попоны…
Кентербери. Дефо вообще хорошо знал этот древний город, знаменитый своим собором, прославленный в «Кентерберийских рассказах» Чосера. Кроме того, в Кентербери Дефо застал странные события, или, вернее, слухи о странных вещах. Правда, он не стал этого заносить в свое «Путешествие». Он написал небольшой очерк, фактически новеллу, лучшее из небольших своих сочинений. Это набросок к «правдивой истории» большого объема.
