— Слушайте, слушайте! — крикнул Литтл-Смит. — EcouleA.
— Спасибо, — выдавила Фокси, краснея и борясь с новой волной тошноты. Она поспешно отложила вилку. Баранина оказалась недожаренной.
Литтл-Смит не собирался позволять Кену сидеть спокойно.
— В чем заключается работа биохимика? — спросил он.
— У меня много обязанностей. Главная — изучение фотосинтеза. Раньше я кромсал морских звезд на маленькие тонкие кусочки и исследовал их обменные процессы.
Джанет Эпплби снова наклонилась к нему, поднося кремовые груди к теплому свету свечей, и спросила:
— Они способны выживать плоскими, в двух измерениях?
Несмотря на приступ тошноты, Фокси заметила, что ее муж уже превратился в объект флирта. Кен благодарно рассмеялся.
— Увы, нет. Они умирают. В этом главная проблема моей профессии: жизнь не терпит анализа.
— Биохимия — это очень сложно? — поинтересовалась Би.
— Чрезвычайно. Просто невероятно. Это полезно было бы понять умным теологам: с такими фактами на руках они живо заставили бы нас снова уверовать в Бога.
Джанет не могла позволить, чтобы Би ее оттеснила.
— Кстати, — обратилась она ко всем сразу, — чего это старый папа Иоанн снова к нам привязался? Он ведет себя так, словно его избрали всеобщим голосованием.
— А мне он нравится, — признался Гарольд. — Je Iadore.
— Тебе и Хрущев нравится, — ввернула Джанет.!
— Мне вообще нравятся старики. Иногда они становятся отпетыми мерзавцами: ведь им нечего терять. Только младенцы и старые мерзавцы могут быть самими собой.
— Я пыталась прочесть энциклику «Pacem in Terris», — пожаловалась Джанет. — Скучно, как документ ООН.
— Эй, Роджер, — позвал Фредди, обдав Фокси мясным запахом, — согласись, здорово этот?.. не помню, как его, наподдал Чомбе в Конго! Только негр знает, где у другого негра главная болевая точка.
— По-моему, сложность, о которой вы говорите, — сказала Би Кену, — это просто замечательно! Я, например, тоже не хочу, чтобы меня понимали.
— К счастью, жизнь в биологическом царстве течет по одним и тем же законам, — сказал Кен. — Что в пачке дрожжей, что у вас внутри. Разложение глюкозы и образование кислот — стандартный восьмиступенчатый процесс.
— Фокси все реже слышала от него такие слова; раньше ему ничего не стоило пуститься в рассуждения о «биологическом царстве». Кого, интересно, он считает царем?
— Господи, — простонала Би, — иногда я действительно чувствую себя заплесневевшей.
Не обращая внимания на недовольную мину Роджера, Фредди продолжал:
— Беда Хаммершельда в том, что он был похож на нас с тобой, Роджер: такой же славный малый.
— Дорогой! — окликнула Марсия Литтл-Смит мужа, — Кто тебе мешает быть старым мерзавцем? Уж не я ли?
— Вообще-то, Хасс, ты, по-моему, больше смахиваешь на Бертрана Рассела местного масштаба, — сказал Фрэнк Эпплби.
— Я бы сказал, что на Швейцера, — не согласился Фредди Торн.
— Между прочим, я серьезно. — Смит задрал раздвоенный нос, как самоуверенный крот. — Взгляните на Кеннеди. Внутри у этого робота что-то сидит, но не решается выйти наружу — молодость мешает. Его бы сразу распяли.
— Давайте лучше обсудим последние новости, — предложила Джанет Эпплби. — Что мы все о людях, да о людях? Пока Фрэнк штудирует Шекспира, я шуршу газетами. Объясните, зачем Египту объединяться с другими арабскими странами? Они никак забыли, что между ними Израиль? Это как мы и Аляска.
— Я тебя обожаю, Джанет! — Би помахала ей рукой у Кена перед носом. Мы рассуждаем одинаково.
— Какие это страны? — сказал Гарольд. — Так, филиалы «Стандард ойл». Lhuile etandarde.
— Лучше побалуй нас Шекспиром, Фрэнк, — попросил Фредди.
— На мачтах пузырились паруса, от похоти ветров беременея… «Сон в летнюю ночь». Как вам образ? Я твержу это про себя уже несколько дней: От похоти ветров беременея…
Фрэнк встал и налил вино в несколько бокалов. Фокси накрыла свой бокал ладонью. Фредди Торн сказал ей в самое ухо:
— Нет аппетита? Живот?
— Нет, серьезно, — говорил Роджер Герин над другим ее ухом, — на вашем месте я бы без колебаний позвал Хейнема. Пусть хотя бы оценит объем работ. Он очень основательно работает. Он, например, один из немногих подрядчиков, которые не экономят на стенной штукатурке. Конечно, у нас он работал очень долго, зато с какой любовью! Реставрация — его сильная сторона.
— И вообще, очень милый старомодный человек, — добавила Би.
— Как бы вам не пожалеть, — предостерег Фредди Торн.
— Еще он мог бы насыпать вам дамбу, — подхватил Фрэнк Эпплби. — Тогда Кен стал бы возделывать землю, которая сейчас зря затапливается. На соленом сене можно сделать состояние! Оно идет на мульчирование артишоков.
Фокси повернулась к своему мучителю.
— Почему вы его не любите?
Она вдруг вспомнила Хейнема — низенького рыжего клоуна, валявшегося у Фрэнка под лестницей и заглядывавшего ей под юбку.
— Как раз люблю, — сказал Фредди Торн. — Братской любовью.
— И он тебя, — поспешно вставил Литтл-Смит.
— По правде говоря, у меня к нему гомосексуальное влечение, — заявил Торн.
— Фредди… — Этот стон жены Торна, наверное, не предназначался для посторонних ушей.
— У него очаровательная жена, — сказал Роджер.
— Действительно, очаровательная, — подтвердила Би Герин. — Сама невозмутимость!.. Я завидую каждому ее движению. А ты, Джорджина?
— Анджела — настоящий робот, — сказал Фрэнк Эпплби. — А внутри у нее свой Джек Кеннеди, пытающийся выбраться наружу.
— Я не считаю ее совершенством, — возразила Джорджина Торн. — По-моему, Пайт мало от нее получает.
— По крайней мере, она ввела его в общество, — сказал Гарольд.
— Держу пари, что иногда она ложится с ним в постель, — сказал Фредди. — Все-таки она человек. Все мы люди Такая у меня теория.
— Почему вы назвали его невротиком? — спросила Фокси.
— Вы же слышали, как он работает. Болезненная аккуратность! И потом, он ходит в церковь.
— Я тоже хожу. Я бы без этого не смогла.
— Фрэнк! — крикнул Фредди. — Кажется, мы нашли четвертую.
Фокси догадалась, что она может считаться четвертой невротичкой городка, после брандмейстера, подрядчика-голландца и несчастной старушки, которую рано или поздно раздавит журналами. Она родилась в Мэриленде и переняла агрессивность южанок, поэтому немедленно перешла в наступление.
— Выкладывайте, что вы подразумеваете под словом «невротик».
Торн осклабился. В полутьме казалось, что он сейчас втянет ее в свой мерзкий рот.
— Вы так и не ответили, что подразумеваете под «характером».
— Возможно, мы имеем в виду одно и то же, — сказала она презрительно.
Этот человек ей очень не нравился. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь вызывал у нее такую же неприязнь. Она уже готова была объяснить свою тошноту неприязнью к Торну. Он тем временем наклонился к ней, чтобы прошептать:
