безвыездно.
И сшибка, в романе, как в немыслимом, фантастическом Танце, вызывающей пошлой, эротической бульварности и торжественной музыки русскости: русской истории, русского духа, помогающего выжить на чужбине, русской души, способной на великую любовь (вспомним Сонечку Мармеладову у Достоевского!) – не проходит бесследно для читателя. Ты задумываешься над тем, что есть продажность и что есть любовь. Где находятся границы изображения чувственности? Способна ли духовность любви изменить плотский, тварный мир? На совокуплении и безверии либо на соединении и молитве основаны устои новейшего времени? Время в романе не обозначено; читатель вынужден сам догадываться, что это за время – машины называются «авто», телефон появляется в книге всего однажды, да и то как антураж – он даже не звонит, магнитофонных записей еще нет, и Мадлен, чтобы записать свои разговоры с клиентами, приходится пользоваться ручкой и тетрадкой. Да и определение хронологии не играет большой роли. Грани времени автором стерты сознательно. Писатель ведет нас другой дорогой, гораздо более интересной.
Всякий читатель найдет на этой дороге свое. Тот, кто захочет развлеченья, – развлечется. Тот, кто будет искать приключений, – проследит за ними. Кто ищет отдыха в смаковании любовных эпизодов, останется доволен. Но кто-то пойдет вглубь. Дальше. И откроет то, о чем, возможно, сам автор и его критик, пишущий это предисловие, и не подозревают.
