Дэвид Бейрон медленно пошел ей навстречу, и Летти сгорбилась, ее руки стали теребить край старого платья. Она хотела что-нибудь сказать, но у нее пересохло во рту. И пока она тряслась от смущения и стояла, словно наказанный ребенок, заговорил сам Дэвид Бейрон.
– Я хотел заехать к вам сразу после свадьбы вашей сестры, – услышала она как бы издалека его голос. – Но работа не позволила. Вы, должно быть, решили, что я забыл о вас. Прошу извинения.
– О, – неловко начала Летти.
Снаружи были слышны крики торговцев. Прохожие небрежно заглядывали в запыленное окно магазина.
– А что… у вас за работа?
Она с ужасом слышала свой акцент, несмотря на то, что отчаянно следила за окончаниями. Но он, казалось, не замечал его.
– Мой отец содержит магазин тканей в Хайгейте, недалеко от нашего дома, – ответил он спокойно.
Все напряжение Летти мгновенно улетучилось. Его родители были такими же торговцами, как и ее. Несмотря на его изысканную речь, он, как и она, помогал своим родителям в магазине. Это здесь перед ней он важничает, а на самом деле он всего лишь сын продавца! Даже разница в десять лет ей показалась теперь не такой большой. «Да, он действительно красивый, – подумала она. – У него волевое узкое лицо, может быть, только слегка удлиненный нос немного портил общую картину».
– Вы никогда не говорили, что у вашего отца магазин, – смело заговорила она.
Он мягко улыбнулся, в его улыбке не было никакого превосходства.
– Вам было так весело на свадьбе сестры, что я решил не заводить скучных разговоров о работе.
– О да, – вырвалось у нее. – Я… Она поспешно замолчала.
– Я подумала, что вы не очень мной интересуетесь, поэтому я…
Ее слова слились в неясное бормотание. Она же не могла сказать ему, что она о нем думала.
Он, казалось, не обратил на это внимания. Он смотрел на нее, будто она была одета в бальное платье, а на шее у нее сверкала диадема.
– У вашего отца… большой магазин? – Она запиналась, стараясь правильно произносить слова. – Это районный универмаг?
– Нет, обычный магазин, – ответил он, все еще не отрывая от нее глаз. – Дела идут хорошо, и мы будем расширяться. Сейчас мы нашли помещение побольше, и теперь нужно много времени, чтобы привести все в порядок. Вот почему я не мог к вам приехать.
«О Боже! – мелькнуло у нее в голове. – Мы люди одного круга. Просто у моего отца магазин поменьше».
– Я не знала этого, – робко сказала она. – Я думала…
Неважно, что она думала. Просто Дэвид Бейрон, как вежливый и культурный человек, заехал извиниться за какую-то оплошность, вот и все. Ее охватило разочарование, и, опустив глаза, она сказала:
– Спасибо, что приехали к нам.
– Летиция.
Он подошел ближе. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
– Я заехал попросить вас…
Раздался звонок в дверь, и он замолчал. Вошли покупатели: неплохо одетая пара среднего возраста. Торопливо извинившись, Летти поспешила к ним. Не дожидаясь разрешения, женщина взяла в руки маленькую инкрустированную цветами вазу и, повернувшись к Летти, строго спросила:
– Сколько это стоит?
Не обращая внимания на ее тон, Летти вежливо наклонила голову:
– На этикетке написано – четыре шиллинга и шесть пенсов.
– Нельзя требовать так много за вещь с дефектом. Здесь на краю щербинка.
– Некоторые вещи приходят с небольшими повреждениями, – ответила Летти так вежливо, как только могла. Когда она разговаривала с покупателями такого сорта, ее речь улучшалась сама собой. Но в присутствии мистера Дэвида Бейрона она почувствовала, как ее щеки запылали.
– У нас магазин подержанных вещей, вы же знаете. Посмотрите, может быть, вам понравится у нас что-нибудь другое, без дефектов.
– Нет. Альфред, я хочу это.
Женщина обернулась к мужчине, который, очевидно, был ее мужем.
– Она очень похожа на ту, что разбила Алиса, и мы возьмем с нее деньги.
Она повернулась к Летти и строго посмотрела на нее.
– Но четыре шиллинга и шесть пенсов – это слишком высокая цена за вещь в таком состоянии. Я могу дать вам три шиллинга и шесть пенсов.
– Я должна посоветоваться с хозяином, – начала Летти, но женщина с шумом поставила вазу на место, всем видом показывая, что собирается уйти, и Летти решилась. – Я отдам ее за четыре шиллинга, – сказала она осторожно.
Она подождала, потому что женщина снова взяла вазу в руки и, нахмурившись, разглядывала,
