крысы и невыносимо пахло гнилью, он спустил Филиппу на пол и начал шарить рукой вдоль выпиравшей из стены продольной балки, пока не нашел наконец, что искал, – вход в одному ему известное помещение, не обнаруженное, судя по всему, плотниками Ванг Тоха.
Щеколда поддалась легко, и когда Этан открыл дверцу, в их лица пахнуло свежим морским воздухом.
– Это потайная каюта? – воскликнул с живостью Брэндон, наклонившись, чтобы заглянуть внутрь. – Вы здесь прятали сокровища?
Этан усмехнулся.
– Нет, к сожалению.
Разумеется, Брэндон не должен был знать, что он перевозил здесь тайно опиум, серебряные слитки, а порой и людей, что было особенно опасно, о чем можно судить хотя бы по тому, что за голову чуть ли не каждого из них властями назначалось высокое вознаграждение. Среди подобных, не совсем обычных пассажиров встречались политические деятели, отправленные в ссылку чартисты, уголовники, невинно осужденные и просто отчаявшиеся люди. Всех их доставляли на борт корабля поздней ночью. И хотя «Звезду лотоса» останавливали и осматривали множество морских патрулей, ни один из них ни разу не заметил ничего подозрительного.
Этан предупредил детей не зажигать свечи, чтобы не привлекать внимание запахом дыма. Оставив им вместо воды покрытую пылью бутылку кларета и строго-настрого наказав ни в коем случае не отзываться никому, кроме него самого, он вышел из кубрика и аккуратно закрыл за собой дверцу.
У него оставалось совсем мало времени, потому что вот-вот обнаружат, что посланные за ним охранники так и не вернулись. К счастью, он лучше других был осведомлен обо всех секретах клипера, включая различные потайные помещения, которые с успехом использовал прежний владелец «Звезды лотоса», известнейший мошенник из Англии, нелегально перевозивший опиум для британской Ост-Индской компании. Удостоверившись, к своей радости, в том, что эти каморки все еще существуют, Этан спрятался в небольшой нише в боковом ответвлении коридора, где его не могли заметить стражники, стоявшие у двери Ванг Тоха, и, отодвинув скрытую от постороннего взора панель в стене, принялся внимательно изучать каюту, которую некогда сам занимал.
В ней мало что сохранилось от массивной, но удобной мебели, верно служившей ему на протяжении многих лет. Зато появились претенциозные кушетки, лакированные ширмы и прочие столь ценимые Ванг Тохом предметы роскоши. Мандарин – Этан хорошо это знал – не любил бывать в море, но поскольку ему приходилось все же покидать Кантон, он постарался и на судне окружить себя по возможности тем же комфортом, что и на суше. Единственное, что смогло вынудить его в данном случае отправиться в столь длинный вояж, – это неуемное стремление вернуть свой шелк, закупленный на Бадаяне и погруженный на португальскую шхуну «Мальхао».
Ванг Тох, еще более постаревший, поседевший и грузный, чем Этан помнил его, сидел на возвышении, покрытом тем же шелком изумрудного и алого цветов, который обтягивали его внушительные формы, и ковырял в зубах палочкой из слоновой кости. Всклокоченная борода чуть ли не вся побелела, в смазанной маслом косичке проглядывало множество седых прядей. Глаза – злые и коварные, как всегда, – были наполовину скрыты складками жира.
Решив, что уже достаточно видел, Этан задвинул на место панель и вытащил из кармана нож, прихваченный им у одного из поверженных охранников.
Вид Ванг Тоха, восседавшего с величественным видом в бывшей его каюте, настолько воспламенил гнев Этана, что он немедленно отринул все нахлынувшие было на него сомнения относительно того, убивать ли ему это чудовище или нет. К сожалению, у него не было времени продумать в деталях план дальнейших действий, ибо медлить более он не мог.
Справиться с охранниками у двери каюты не составляло особого труда. Поскольку коридор был слабо освещен, Этан сумел незаметно подкрасться сзади к одному из стражей. Когда же второй китаец повернул голову на шум борьбы, капитан моментально схватил его за горло и отправил в мир иной вслед за первым.
Не думая о собственной безопасности, Этан вихрем ворвался в каюту. Отбросив в сторону испуганного слугу и перевернув низкий лакированный столик, на котором был сервирован чай, он оглушил набросившегося на него охранника в зеленом шелковом одеянии и, вскочив затем на возвышение, схватил растерявшегося мандарина за горло.
– Неужели ты так был уверен в своей победе, что отослал своих стрелков обратно на лорчу? – спросил он, тяжело дыша и приставив лезвие ножа к вздымавшемуся где-то между многочисленными подбородками горлу мандарина.
– Возможно, – ответил мандарин после некоторого молчания. Его недруги-китайцы насмехались, относились к нему с презрением из-за того, что он изучил варварскую речь.
Однако сам Ванг Тох давно уже решил, что так ему будет легче использовать в своих интересах западных дикарей. При этом он не ограничился пиджином, от которого, по его мнению, не столь уж много проку, поскольку сей жаргон не позволял во время переговоров выразить всех тонкостей мысли, а овладел попутно и подлинно английским языком, на котором и заметил спокойно, как только пришел в себя после потрясения, вызванного неожиданным появлением капитана: – Время мало тебя изменило, Этан Бладуил.
– Как и тебя, – проронил капитан сквозь зубы.
– Ты, наверное, убьешь меня сейчас? – полюбопытствовал мандарин.
Этан наклонил голову.
– Я тебе напомню сказку об одном старом китайском учителе, которую ты мне рассказывал много лет назад.
Жирные плечи мандарина затряслись от беззвучного смеха.
– Ах да, там еще говорилось о варваре, если ты не забыл. И приводилось изречение: не проявляй милосердие к опасному зверю.
Этан молча кивнул.
– Может, ты пожелаешь услышать то, что я скажу тебе?
