– Сперва я действительно готов был вас задушить, – произнес он сурово. – Неужели в вашей головке так мало здравого смысла, что вы надумали выйти замуж за этого желторотого хилого птенца? Вам нужен не такой мужчина, моя вероломная ведьмочка, но вы еще не настолько женщина, чтобы это понимать.
– И я полагаю, что вы собираетесь это дело исправить? – огрызнулась Чина и тут же поняла, что худших слов она не могла придумать. Посмотрев в его спокойное, сосредоточенное лицо, она, холодея от ужаса, ясно осознала, что именно это и было у него на уме. – Нет! – прошептала она, и глаза ее при этом недоверчиво расширились. – О нет! Вы не можете... Вы не сделаете...
Она, так и не закончив фразы, бросилась мимо него к двери. И, возможно, ей удалось бы выбежать из комнаты, если бы не ее распущенные волосы: расчесанные служанками с большим старанием, они летели за ней наподобие развевающегося знамени, и стоило только Этану протянуть молниеносно к ним руку, как он уцепился за них.
Резко дернув, капитан заставил девушку обернуться и затем притянул ее к своей груди. Дыхание ее было неровным, прерывистым, на ресницах трепетали вызванные болью слезы. Пояс красной шелковой рубашки упал на пол, и Этан, беспрепятственно запустив руки под легкую ткань, обхватил Чину за бедра и прижал ее к себе. Она постаралась освободиться, но он сжал ее еще крепче. От стыда она и вовсе зарделась.
– Не противься мне, Чина! – сказал он шепотом, переходя, сам того не заметив, на «ты», и, прежде чем она смогла ответить, запрокинул ей голову и начал целовать.
Чина судорожно вздохнула, так как эти поцелуи совсем не походили на те, коими он осыпал ее на веранде дома на плантации «Царево колесо». Это были жадные, требовательные поцелуи мужчины, который ждал слишком долго, чтобы еще объяснять, чего он желает. Этан же давно уже ждал сближения с ней, причем с такой всепоглощающей страстью, которая была мучительна сама по себе. Девушка, попытавшись бежать с Дарвином Стэпкайном, лишь подлила безрассудно масла в огонь, и он, потеряв голову, похитил ее, а теперь, невзирая ни на что, собирался овладеть ею. Нэппи со всем жаром, на который был способен, умолял его умерить свой пыл, огорченный его поведением Раджид цитировал ему суры из Корана, касающиеся таких добродетелей, как всепрощение и умение владеть собой. Но огонь в его теле разгорелся с такой силой, что их протесты и изрядная доза выпивки не смогли ничего предотвратить. Обещания, данные им самому себе, когда он поднимался нетвердыми шагами по лестнице в комнату, где находилась она, были мгновенно забыты, как только солнце осенило ее величественным ореолом. Ему казалось, что перед ним не человеческое существо из плоти и крови, а некая языческая богиня. Но подобное ощущение длилось лишь до тех пор, пока он не коснулся ее тела и не убедился, что это не так. Она была женщиной, несказанно прекрасной и до боли желанной, и Этан не мог больше убеждать себя в том, что он не хотел ее – одну-единственную – с самого начала.
Красная сорочка мягко зашуршала, упав на пол. Его тонкие смуглые руки обняли девушку еще крепче, так что она почувствовала жар его желания сквозь ткань бывшего на нем белого одеяния. Хотя Чина продолжала всхлипывать и дрожать, она, ощущая всем телом, как от прикосновения его губ в ее жилах разливается невыносимое наслаждение, не делала уже попыток вырваться из его объятий и не только ничего не боялась, но и жаждала с нетерпением и отвагой узнать, что за таинства ждут ее в его руках.
В один из моментов, когда он ее целовал, она вдруг ясно поняла, что по-другому между ними и быть не могло. Не исключено, что и она пала жертвой обольстительного колдовства солнечного света, поскольку уже не оказывала Этану ни малейшего сопротивления. Он поднял ее на руки и бережно уложил на постель. Потом, отбросив в сторону одежду, лег рядом с ней, худой, загорелый и поразительно мускулистый. Чина с удивлением рассматривала угловатые формы его тела – широкую грудь, плоский живот. А чуть дальше взору ее открывались бесспорные свидетельства его страстного желания, которое разгоралось все сильнее от нежного прикосновения ее губ.
Этан увидел, что ее щеки залил легкий румянец, а осыпанные золотой солнечной пылью ресницы, скрывавшие выражение ее глаз, начали чуть заметно подрагивать. Подтянувшись, он взял рукой ее подбородок и повернул к себе ее лицо. Его сердце бешено забилось, когда он вместо ожидаемого страха прочитал в ее взгляде робкое ответное желание.
Этан наклонился со стоном над ней, и его губы снова встретились с ее. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда он вытянулся рядом с ней во всю длину. Ему захотелось сказать ей, чтобы она не боялась, что он не сделает ей ничего плохого, раз так любит ее, но когда слова уже готовы были сорваться с его языка, она вдруг коснулась его своей маленькой ищущей ручкой. Он замер от неожиданности, сраженный робкой нежностью ее жеста, и ощутил впервые в жизни такое умопомрачительное, щемящее душу и сладостное счастье, ибо она не только находилась рядом с ним, но и, судя по всему, испытывала к нему влечение.
– Чина, – прошептал он в ее ухо, и от его дыханий слегка зашевелились шелковые кольца ее волос. – Чина, я боюсь, что тебе сейчас будет больно, но, к сожалению, это от меня не зависит.
– Ну и пусть, – произнесла она также шепотом, устремляя на него сияющий взор. Обняв его за шею, она принялась губами прочерчивать тропинку от его щеки к уголкам губ. Этан снова поцеловал ее со всей страстью и рвущимся наружу желанием. В ответ она раздвинула ноги, и он вошел в нее, чувствуя, как содрогается ее тоненькое тело, лишаясь с жестокой неотвратимостью изначальной своей девственности. Когда она снова подняла на него глаза, он приметил отразившуюся в их изумрудных глубинах боль. Сердце его перевернулось, и он уже был готов остановиться. Однако она нежно ему улыбнулась и сама бесстыдно придвинулась поближе к нему.
Этан опять застонал. Он входил в нее снова и снова в ритме, столь же, наверное, древнем, как само время. Она вцепилась в него и, держа его за шею, двигалась вместе с ним, словно участвуя в неком ритуальном парном танце, давно разученном ими и исполнявшемся уже сотни, а то и тысячи раз. И кто бы мог сказать, что это не было так – в какие-то другие эпохи, в какой-то другой, забытой ими обоими жизни? Ведь это был Этан, единственный мужчина, ради которого, как она неожиданно поняла, она и была рождена. Чина произносила его имя тихим, нежным шепотом, который он, казалось бы, и не мог расслышать, и тем не менее он слышал его и отзывался на него дикой, бешеной страстью, захлестнувшей их обоих и заставившей позабыть обо всем, что не касалось сего волшебного мига.
Чина почувствовала вдруг, будто где-то внутри взорвались ослепительным фейерверком непередаваемо яркие ощущения, прокатившиеся волной по всему телу и приведшие ее в состояние восторженного экстаза. Она заметила, что сердце ее уже не билось неистово, как только что, и, судорожно вздохнув, застыла в блаженстве, а затем начала постепенно возвращаться к реальности. На душе у нее было радостно и легко: Этан стал теперь ее неотъемлемой частью. Вот здесь, рядом с ней, его теплое могучее тело, и губы его все так же нежны.
Сладкая дремота мягко, как бархат, окутала их обоих чуть погодя и затем перешла в глубокий и спокойный, без сновидений, сон.
Глава 17
Когда Чина проснулась, разбуженная глухим рокотом обрушивавшихся на берег морских волн и легким
