прилетел, научились. Мы убираем мохнатых тварей, которые убивают. Мы думаем только о том, чтобы убрать их. Мы это делаем. Ни одно существо никогда не нападало на дракона! — она помолчала. — Это не то же самое, что сжигать Нити в небе. Мне хорошо, когда Падение проходит и ни одна Нить не долетает до земли. Там было совсем другое. Я видела, как сзади бросаются мохнатые твари. Зарант’а поднимается высоко, в полный рост, чтобы отбить их грудью, — смелый поступок, самый смелый, какой только совершали зеленые, — но одна хочет прыгнуть на спину Голант’у, где ее удар мог бы отбить всадник, но всадника, чтобы защитить спину дракона, нет. Зверь не промахнется».
Рамот’а издала короткий рык.
«Голант’ говорит мне: время! Конечно, я знаю, как это сделать. И знаю, что он хочет сказать. Именно это он сделал у Рассветного Утеса. У нас очень мало времени. Зверь уже прыгает. Останавливать его слишком поздно. Но я могу изменить место, куда он приземлится. Достаточно, чтобы предотвратить удар. Когти не достигают цели. Проходят рядом».
«В этот момент ты спасла жизнь Голант’а, Рамот’а».
«На самом деле это Зарант’а спасла его жизнь».
Лесса слишком давно знала свою золотую королеву, чтобы пренебречь тем, что та недоговаривала.
«И потому, дорогая моя, золотое сердце моей жизни, ты ее чтишь».
«Она — хороший зеленый дракон. Я не думала, что буду учиться у зеленого дракона. Но я училась».
Лессу позабавило то, что источник новых знаний занимает мысли Рамот’ы гораздо больше, чем сами эти знания.
«Но, — продолжала Рамот’а, словно наконец примирилась с этим несоответствием, — сложное знание требует практики, чтобы такое можно было делать не только из страха и чтобы усовершенствовать способность двигать вещи».
Лесса обдумала сказанное.
«Но ты помнишь, как это делать?»
На мгновение в душе Лессы возникло опасение, что драконы способны на такое только перед лицом непосредственной опасности или смерти.
«Я предпочла бы, чтобы у меня было больше времени, чтобы я могла обдумать то, что произошло, Лесса моего сердца; но я помню, как это делать. Это мгновение живо в моей памяти. Я не забуду его до того часа, как перед моими глазами погаснет свет жизни».
Лесса не знала, как Игипс назвал бы проявление последней из экстраординарных способностей, которыми обладали драконы и файры. Какое применение нашел бы он их способностям в те времена, когда они изменяли орбиту
Алой Звезды? Как бы то ни было, они ее изменили. Имеет ли значение, каким способом это было сделано?
Нет, почему-то это было важно. Каждый дракон, греющийся сейчас на скалах Хонсю и на террасах вдоль реки — а вскоре и каждый дракон на Перне, — будет понимать, что он стал чем-то большим, чем был прежде.
«Практика?» — спросила Рамот’а.
Наконец Ф’лар и Лесса уснули: им хотелось, если это будет возможным, отдохнуть перед предстоящим заседанием Конклава. Они отправились туда через Бенден, чтобы захватить необходимые заметки и переодеться в одежду, соответствующую случаю. Люди приветственно махали им руками, драконы трубили, но никто не задерживал и не расспрашивал их.
Хотя у Бенден-Вейра была на редкость весомая причина отложить заседание Конклава, еще более важные причины требовали, чтобы Конклав собрался в условленное время. Предстояло утвердить нового лорда-холдера Южного Болла, предводители Вейров должны были представить свои рекомендации (на которые, несомненно, серьезно повлиял вчерашний трагический случай, хотя это было еще рано выносить на обсуждение и рассмотрение), обсудить последнее нападение Очистителей на цех печатников — короче говоря, переносить заседание было крайне нежелательно, да, пожалуй, и невозможно. Сама Лесса также не могла пропустить его, несмотря на всю тревогу за здоровье раненых, оставшихся в Хонсю.
Ф’лессан находился в умелых руках мастера Кривеллана, под присмотром опытнейших целителей мастера Олдайва. Сам мастер-целитель также прилетел бы в Хонсю, если бы понадобилось его присутствие: Ф’лессану предстояло долго оправляться от ран, а целителям пришлось сделать не одну сложную операцию. Лесса, если бы ей пришло в голову остаться, годилась только на роль зрительницы — а к такой роли она не привыкла.
Целители Вейров занимались Голант’ом и Зарант’ой. Зеленая должна была поправиться быстро, как обычно
выздоравливали драконы, с учетом полученной медицинской помощи. Однако состояние глаза Голант’а по-прежнему оставалось критическим. Другой проблемой было заживление порванной перепонки на левом крыле. Повреждение длинной кости левого крыла, треснувшей под мощными клыками, могло помешать нормальному раскрытию крыла: не исключено, что даже после выздоровления дракон не сможет долго держаться в воздухе или же ему вообще будет трудно работать крылом. Пока обоих драконов смазывали целебным бальзамом, они не чувствовали боли. Хорошо было, по крайней мере, то, что Перселлан начал заниматься ранами Голант’а уже через пять минут после того, как они были нанесены.
Из кратера Бенден-Вейра Ф’лар и Лесса нырнули в Промежуток и вышли из него уже над горами Телгара, где перед треугольным зданием холда на равнине уже собралась большая толпа. Рамот’а и летевший справа, почти касаясь ее кончиком крыла, Мнемент’ приблизились, и Лесса увидела внизу плещущие на крыше флаги разных цехов и холдов. На собраниях Конклава, как правило, было много гостей — чаще всего тех, кто хотел услышать, каков результат рассмотрения поданного им прошения, — но сегодня, подумалось Лессе, их гораздо больше, чем обычно, особенно для такого холодного зимнего дня.
Лапы Рамот’ы коснулись земли, и люди бросились вперед, окружив Лессу и Ф’лара, едва успевших слезть с драконьих спин перед входом в V-образный Телгар-холд.
— Что ж, полагаю, я проявил наивность, думая, что вести о случившемся не пойдут дальше Вейров, — заметил Ф’лар; их драконы поднялись в воздух и направились в горы — греться на солнце.
— Файры все разболтали, — с раздражением ответила Лесса.
«Ну? Весь Перн знает, что произошло в Хонсю?» — спросила она своего дракона.
«Что кошки напали на драконов? Да, — ответила Рамот’а. — Остальное расскажете вы».
Кратко отвечая на вопросы о раненых, уверяя всех, что оба дракона и всадника поправятся, благодаря за участие, Ф’лар подхватил Лессу под руку и поспешно направился во двор Телгара: по счастью, охрана предупредительно расчистила им дорогу. Лорд Ларад, его леди Дюльсай и их высокий долговязый сын Ларадиан стояли во дворе перед входом в холд, приветствуя официальных членов Конклава. Стражники в прекрасных новых туниках с гербом Телгара — белый, ярко-красный и темно-голубой — с поклоном собирались проводить предводителей Бенден-Вейра к лорду, когда раздался приветственный рев, возвестивший о прибытии предводителей Айген-Вейра.
— Во имя Первого Яйца, — проговорил Ф’лар, — они просто светятся!
Он с усмешкой взглянул на свою госпожу:
— Что это случилось с Г’денедом и Козирой?
Лесса едва не споткнулась. Г’денед?.. Конечно, он должен был узнать о Хонсю — но она в течение уже многих Оборотов не видела, чтобы Барант’ так сиял. После трех с лишним десятилетий сражений с Нитями дракону трудно сохранить яркий цвет шкуры — да еще перенапряжение во время недавнего Потопа сказалось на состоянии драконов не лучшим образом… Лесса не была уверена, что Г’денед поймет всю важность неожиданного события, открывшего новую грань способностей драконов, — но, возможно, это все-таки заинтересует его. Яркость шкуры его дракона, как и шкур Рамот’ы и Мнемент’а, показывала, что открытие придало новые силы драконам — всем драконам Перна. Лесса глубоко вздохнула. Если им удастся эффективно использовать телекинез…
— Драконы и всадники поправляются? — спросил Ларад, спускаясь по лестнице и протягивая руки
