Мистицизм

(2) Когда луч Высшего Света касается паломника, он вступает в безграничную Долину Любви: он начинает, так сказать, мистическую жизнь. Это дантовский 'Земной Рай', или, в традиционных системах мистицизма, начало Озарения.

(3) Затем он приходит в Долину Знания и Просвещения — это стадия созерцания, — где каждый в общении с Истиной находит надлежащее ему место. Всякий внимательный читатель Данте без труда увидит здесь поразительную параллель с теми планетарными небесами, где каждая душа вкушает от Божественного 'не в абсолютном смысле возвышенно', как подразумевал св. Бонавентура, но 'возвышенно по отношению к себе самой'. Здесь страннику приоткрывается Тайна Бытия. Он видит тайну Природы и Бога во всех вещах. Это высшая точка озарения.

(4) Следующая ступень — Долина Отрешения, полного погружения в Божественную Любовь — Звездные Небеса святых, — где Долг видится как все во всем. Эта ступень ведет к —

(5) Долине Единения, где неприкрытое Божество является единственным предметом созерцания. Это ступень экстаза, или Прекрасного Видения, описанного Данте в заключительных строфах «Рая». Однако пребывание здесь мимолетно и ведет к —

(6) Долине Изумления, где Видение, далеко превосходящее способность паломника воспринимать, как бы отнимается у него и он погружается во мрак и смятение. Это та ступень, которую Дионисий Ареопагит и вслед за ним многие средневековые мистики называли Божественным Мраком и описывали как самое истинное и близкое из всех наших постижений Божества. Это — Облако Неведения, 'мрак от чрезмерного света'.

И последняя ступень:

(7) Долина Исчезновения Я — высшая ступень единства, когда Я окончательно погружается в Океан Божественной Любви и пребывает в нем, 'как рыба в море'.[290]

Через все эти метафоры паломничества к цели — долгий путь, преодоление дальней дистанции, многотрудное испытание — проходит идея о том, что странствующее Я, отправляясь в свое путешествие, исполняет судьбу, закон трансцендентной жизни, подчиняясь императивному требованию. Поиски Грааля — это предназначение или призвание Избранных Рыцарей. 'Все люди призваны к своему источнику', — говорит Ралмен Мерсвин. И рыбы из его Видения Девяти Порогов вынуждены пробиваться, как бы 'против природы', вверх по течению от водоема к водоему, к источнику.[291]

Все мыслители-мистики сходятся в утверждении, что существует взаимное притяжение между Искрой Души, свободным 'горчичным зерном' божественного в каждом, и ее Источником. 'Мы тоскуем по Абсолюту, — говорит Ройс, — именно постольку, поскольку в нас самих тоскует Абсолют и ищет Себя посредством наших крайне ограниченных временем усилий к обретению покоя, которого нет нигде во времени, зато он несомненно, причем в смысле Абсолюта, есть в Вечности'.[292] Ту же истину о мистическом опыте Хилтон облек в замечательные слова: 'Он есть желающее в тебе, и Он же есть желанное. Он есть все, и Он делает все, чтобы ты смог увидеть Его'.[293]

Странствие человеческого духа к своему дому, таким образом, может быть осмыслено как обусловленное толчком божественной жизни внутри нас, которому соответствует тяга божественной любви вне нас.[294] Это возможно только потому, что этому духу уже присуще определенное родство с Божественным, определенная способность к Вечной Жизни; и мистики, открывая ее в себе, являются первопроходцами человечества по единственному пути, ведущему к покою. Следовательно, это притяжение, в котором мусульманские мистики ясно видели помощника, необходимого страннику, является во всем мистицизме элементом первостепенной важности; и, как следствие, символика обоюдного желания теснейшим образом переплетена с символикой паломничества. Духовный паломник идет, потому что он призван, потому что он желает идти, он должен идти, он вынужден искать отдых и покой. 'Бог нуждается в человеке', — говорит Экхарт. Это любовь призывает любовь; и странствие, которое, с одной стороны, является многотрудным паломничеством вверх и за пределы, к горной вершине и десяти Божественным небесам, с другой стороны, есть непреодолимое стремительное движение блуждающей, но в конечном итоге попадающей во власть тяготения кометы к Центральному Светилу. 'Сила моего тяготения заключается в любви моей; силою этой любви стремлюсь я туда, куда она влечет меня', — сказал св. Августин.[295] Подобно гравитации, она неизменно принуждает, хорошо это или плохо, каждый дух занять надлежащее ему место. Согласно иному ряду символов, эта любовь бросается открыть дверь перед большой Жизнью, чтобы та вошла и составила с душой 'единое целое'.

Итак, мы прошли через целую гамму символических образов: через Трансценденцию, Желание и Имманентность. Все они, как видим, подводят к одному выводу, по-разному и всегда косвенно выраженному: о необходимости единства между отделенным духом человека и Реальностью, о преображении человека ради трансцендентной жизни, о его утверждении в том Царстве, которое одновременно есть 'рядом и далеко'.

'В книге Сокровенных Вещей написано, — говорит Экхарт, — 'Я стою перед дверью, и стучу, и жду'… Тебе нет нужды искать Его здесь или там; Он не далее, чем дверь твоего сердца. Он стоит там, и ждет, и ждет, пока ты не будешь готов открыть дверь и впустить Его к себе. Тебе нет нужды звать Его издалека; Ему труднее, чем тебе, ждать, пока ты откроешь. Ты нужен Ему в тысячу раз больше, чем сам нуждаешься в Нем. Тебе открыть, и Ему войти — единое мгновение, и только'.[296] 'Бог, — говорит он в другом месте, — столь же мало может сделать без нас, как и мы без Него'.[297] Наше приобщение к Абсолюту не является односторонним стремлением, но исполнением обоюдного желания. 'Ибо наше естественное Желание, — говорит Юлиана Норвичская, — обладать Богом, и Добрая воля Бога — обладать нами; это страстное желание никогда не оставит нас, пока мы не будем обладать Им в полноте радости'.[298]

Так, в 'Гимне Иисусу', прекрасной поэме или обряде из апокрифических 'Деяний Иоанна', которые датируются раннехристианским периодом, Логос или Вечный Христос представлен как отвечающий своим трансцендентным, самоотверженным желанием каждому желанию души. [299]

Душа говорит:

'Я буду спасена'.

Христос отвечает:

'И спасителем буду Я'.

Аминь.

Диалог продолжается:

'Я буду свободна'.

'И освободителем буду Я'.

Аминь.

'Я буду поражена'.

'И поражать буду Я'.

Аминь.

'Я буду рождена'.

'И родителем буду Я'.

Аминь.

'Я буду вкушать'.

'И Я буду вкушаем'.

Аминь.

'Я буду слушать'.

'И Я буду услышан'.

Аминь.