Иными словами, Зеленый Лев — то единственное создание, которое благодаря своей силе и целостности способно достичь Совершенства. От человека требуется не просто развитие его интуиции трансцендентного и тяги к нему, но освоение и очищение всего богатства и всех возможностей его натуры, если он в самом деле призван 'достичь Солнца' и завершить Великое Делание. Царство Божие 'восхищается усилием' — его завоевывают пылом подвижника, а не благодушием того, кто 'ни холоден, ни горяч'.[331] 'Зеленый лев, — говорит один алхимик, — это священник, который венчает Солнце и Луну'. Другими словами, сырой материал неукротимой человеческой природы выступает для человека средством достижения единства с Абсолютом. Подвиг Алхимика, процесс превращения, описан, таким образом, как охота на Зеленого Льва в дебрях чувственного мира. Он, как и Небесная Гончая, носится в любовном гоне дни и ночи напролет.
Когда лев схвачен, когда он настигнут Судьбой, его голова должна быть отсечена: это подготовительное мероприятие к необходимому процессу усмирения. Этот этап называется алхимиками 'головой Ворона', Вороной или Грифоном 'из-за его черноты'. Он символизирует неистовую и стихийную жизнь страстей; и ее обуздание состоит в этой 'смерти низшей природы', являющейся предметом всего аскетизма, — в Очищении. Лев, целостный человек, Человечество в полноте своих сил как бы 'становится мертвым для мира', а затем воскрешается, но совсем в другой форме. В процессе прохождения через эту мистическую смерть, или 'разложение Трех Начал', 'цвет незрелости' исчезает. Его усмирение завершено, он получает крылья, с помощью которых сможет лететь к Солнцу, Совершенству или Божеству; и он превращается, как говорят алхимики, в Красного Дракона. Для нас это безнадежно гротескный образ: но для герметических философов, с их детски-непосредственным ощущением чуда, он был глубоко мистическим символом новой, необычной и трансцендентной жизни, полновластной как на земле так и на небесах. Дракон в отношении земных тварей — то же, что ангел — для человека: воплощение великолепия и ужаса, некое сверхъестественное животное которое несомненно существует, хотя встретить его — большая редкость. Что значит этот символ в алхимических трактатах — станет более понятным, если вспомнить его сакральное значение для китайцев: для них дракон является традиционной эмблемой свободной духовной жизни, тогда как тигр символизирует жизнь материального уровня в ее интенсивной форме. Поскольку предполагается, что именно из Китая алхимия перекочевала в европейский мир, то Красного Дракона можно считать одним из древнейших и важнейших символов Герметического Искусства.
В Духовной Химии, следовательно, Красный Дракон символизирует Обожествленного Человека, чье появление с точки зрения обыденного естественного мира всегда выглядит как рождение какого-то монстра, поражающего воображение. С его рождением цель алхимика — в той мере, в какой он был мистиком, — достигнута. Человек вышел за пределы своей низшей природы, получил крылья, с помощью которых он может жить на высших уровнях реальности. Тинктура, внутреннее золото, найдена и стала доминирующей,
'Сделай экстракт из тучности тел, или разложи вещи до их Первичной Материи, — и ты откроешь место обитания Ангелов; и если я назову его вездесущей и вечнопребывающей Сущностью Бога, то, надеюсь, я не оскорблю Божество'.[332]
Глава VII
МИСТИЦИЗМ И МАГИЯ
В нашем исследовании неизбежно всплывает тема ошибок и заблуждений, — или ересей, выражаясь церковным языком, — к которым приводит людей слабое либо, напротив, гипертрофированное и деформированное, граничащее с гордыней мистическое чувство. Число таких ошибок несметно, а их дикость почти непостижима для тех, кому не приходилось изучать их. Слишком часто странные утверждения и громогласные декларации их апостолов не давали прислушаться к более спокойным высказываниям ортодоксов.
Кажется, момент достижения зрелости еще более важен в духовной жизни, чем в жизни физической: обычные опасности подросткового возраста усиливаются, проявляясь на высших уровнях сознания. В условиях нарушения психического равновесия, характерных для перехода в новые состояния, человек в высшей степени зависит от получаемых им впечатлений и проблесков иного. Поэтому во все периоды подлинной мистической деятельности мы наблюдаем всплески оккультизма, иллюминизма либо других видов извращенной духовности, а также некий — еще более опасный для ученика и сбивающий его с толку — пограничный регион, где мистическое встречается с психическим. В период становления Церкви наряду с подлинным мистицизмом, восходящим к писаниям Иоанна либо привнесенным христианами-неоплатониками, мы наблюдаем исполненный хаоса трансцендентализм гностиков — их высокомерную претензию осуществить слияние идеалов мистицизма и магии. Начиная со средних веков, на протяжении всей эпохи Возрождения история западного мира отмечена вульгаризацией подлинного мистицизма: это воинствующий хилиазм Братьев Свободного Духа, активное распространение оккультных идей Парацельса, розенкрейцеров, каббалистов из христиан, равно как и неисчислимые пантеистские, манихейские и квиетистские ереси, воевавшие с католической традицией. Наконец, в современном мире наиболее широко распространенной и респектабельной представительницей оккультной традиции является теософия во всех ее многоразличных формах.
Идея, из которой, как из корня, вырастают все эти разнообразнейшие верования и практики, всегда одна и та же; а поскольку верное учение зачастую легче всего определить в противопоставлении его противоположности, то изучение этой противоположности поможет нам точнее зафиксировать подлинные характеристики мистицизма. Поэтому, оставив в стороне специфическое, в плане мистического восприятия, заблуждение квиетизма до того момента, когда мы перейдем к детальному обсуждению созерцательных состояний, мы рассмотрим здесь некоторые из тех выходящих за пределы нормы видов деятельности
