«мириады» – они больше миллиардов или то же самое?). Нет, Ирка права. Насчет коньков еще можно поспорить – он бы лучше съездил в Серебряный Бор покататься на лыжах. Но сидеть в такую погоду дома просто невозможно!
А расследование?
Тут надо признаться, что расследовать Блинкову-младшему было уже нечего. Он сделал свое дело: нашел пулю, а потом гильзу и подарил контрразведке версию «Никита – свидетель по делу Иванченко». А теперь Никита растворился в десятимиллионной Москве, и ни один восьмиклассник не сможет его найти. Хорошо, если с этим быстро справится контрразведка.
Блинков-младший оделся и вышел на кухню к маме с Иркой. Папа тоже сидел с ними, пил чай. Он был в клетчатой рубашке, которую надевал для грязной работы. Ясно, собрался в Ботанический сад. Такие уж у Блинкова-младшего родители: работают даже по выходным и совсем не умеют развлекаться. Митек им завидовал. Если бы в школе было хоть наполовину так интересно, как в контрразведке или в Ботаническом саду!
– Мам, а Никиту ищут? – спросил он.
У мамы сразу стало недовольное лицо:
– Ищут. И контрразведка ищет, и милиция, а восьмиклассников пока что не просят.
– Да я и сам не напрашиваюсь, – кротким голосом заметил Блинков-младший. – Я только хотел сказать, что Никита раза три или четыре бывал в каком-то бомжачьем санатории. Наверное, там записали его фамилию.
– В приемнике-распределителе, – подсказала мама, рассеянно помешивая ложечкой в пустой чашке. Спохватилась и налила себе чаю. – Я сойду с ума с этим сыном! Что ж ты раньше молчал?! Фоторобот он ездил составлять!
– А что?… – До Блинкова-младшего начало доходить. Никита говорил, что продал свой паспорт, и ему выдали новый. Значит, его фотографии есть в милиции, и фоторобот не нужен! – Мам, ты про паспорт подумала?
– Я про все подумала. Бомжей в «санатории» проверяют, как только можно. Бывает, снимут отпечатки пальцев, прогонят через картотеку и нате: оказывается, он беглый преступник. Поэтому бомжи не любят попадаться в «санаторий». В одном Северном тысяча мест, а живут человек по двести, и те норовят деру дать.
– Точно, поселок Северный! Никиту там держали, – вспомнил Блинков-младший. – Только он сам сдался: хотел получить билет на поезд. У него дом в деревне.
– Где?
Блинков-младший развел руками.
– Он говорил, там яблоки. За яблоками ездил, а после вез в Москву и продавал. И еще ему в «санатории» давали на дорогу вареное яйцо.
– Это важная деталь, – одобрила мама. – Одно яйцо – одни сутки дороги. Значит, в августе-сентябре, когда собирают яблоки, Никита был в Северном, и дом у него в сутках езды от Москвы. Уже немало! Ну, единственный сын, подкинул ты мне работку. Я-то думала, проведем выходные вместе, позовем Ивана Сергеевича…
– Папа тоже на службе, – вставила Ирка.
– …Вот, один папа на службе, у другого помидор в Ботаническом саду заболел…
Старший Блинков сделал скорбное лицо и закивал, показывая, что помидор заболел очень опасно и ему никак не продержаться до понедельника без скорой помощи.
– Поеду проведаю, – сказал он. – По-моему, его слишком сильно поливают, как бы не сгноили.
– Значит, разъезжаемся, – заключила мама. – Как найдем фотокарточку Никиты, я вам покажу. Узнаете Никиту без бороды?
– Постараемся, – ответил за всех Митек.
И они с Иркой поехали в Парк культуры.
Настроение у Блинкова-младшего взлетело под небеса и порхало там, распевая песни. Не каждый день по информации восьмиклассника работает и контрразведка, и милиция! Может быть, уже сейчас по всем подвалам Москвы бродят участковые. Они шарят по трубам, светят фонариками в темноту и ворчат на незнакомого генерала, которому взбрело в голову разыскивать какого-то Никиту. Участковые не знают, что генерал генералом, но без Дмитрия Олеговича Блинкова-младшего не было бы дела пропавшего бомжа! А Дмитрий Олегович, никому не известный скромный восьмиклассник… Ну да, расхвастался. Но ведь не вслух!
По дороге он рассказал Ирке про неуловимого Джо, которого никто не ловил, потом про ковбоя, которому покрасили лошадь в зеленый цвет. Ирка смеялась, хотя анекдоты были бородатые. Блинков- младший подумал, что сегодня они точно поцелуются.
В метро было мало народу, но двух мест рядом не нашлось. Они с Иркой встали к правым, не открывавшимся дверям. Блинков-младший начал про то, как Пятачок стал крутым и велел себя называть «кабан Пятак». Поезд въехал на следующую станцию…
…И в вагон вкатилось кресло-коляска с инвалидом, одетым в застиранный камуфляж. На коленях у него лежал голубой десантный берет с поблескивающей на дне мелочью, а ниже колен одной ноги не было. Все, как описывал Никита! Если бы Блинков-младший не думал о бомже, то и не сообразил бы, что инвалид поддельный.
Толкал коляску Митькин ровесник. Одет он был не по-нищенски, умыт и причесан, а на ногах – теплые домашние тапочки. Это зимой-то. Было ясно, что парень работает в метро, и подолгу. В зимних ботинках у него сопрели бы ноги, а тапочки – то что надо.
Без единого слова парень провез инвалида из конца в конец вагона. У него все было рассчитано: как раз когда коляска приблизилась к последней двери, поезд начал тормозить у следующей станции. Он уже выкатывал коляску на перрон, когда Блинков-младший сообразил: а вдруг Никита подался в одноногие?! Может быть, эта пара что-нибудь знает о нем?!
– Не ходи за мной! Потом все расскажу! – бросил он Ирке и выскочил на перрон.
Парень подкатывал коляску к следующему вагону, но не успел – двери захлопнулись.
Поезд уехал, а Блинков-младший подошел к попрошайкам и, чтобы завязать разговор, положил в берет пять рублей.
– Я знакомого ищу, – не ходя вокруг да около, сказал он. – Зовут Никита. Он тоже хотел в одноногие податься.
Инвалид тем временем выгребал мелочь из берета. Услышав про Никиту, он молча посмотрел на парня и стал засовывать монетки в карман. Ему пришлось немного привстать, и тут Блинков-младший разглядел, что в сиденье коляски напихано лишнего поролона, в котором утопала подвернутая нога. Точно, «инвалид» был поддельный!
– Нет, не знаем, – помедлив, ответил Митьке парень и красноречиво посмотрел на берет с двумя оставленными на разживу монетками.
В таких случаях киношные сыщики достают двадцатидолларовую банкноту и говорят: «Может, это освежит твою память?» Блинков-младший без особой надежды пошарил по карманам. Освежить память попрошаек было нечем. Мама выдала ему двадцать рублей; за пятнадцать они с Иркой купили на двоих проездной, а последнюю пятерку он только что бросил в берет. Кстати, если придется выйти из метро, то и вернуться будет не на что: проездной остался у Ирки.
– А почему вы молча ходите? – спросил он.
Парень кивнул на подогнутую штанину «одноногого» – мол, и так все ясно.
– Гони его! – потребовал «инвалид». – Вон, поезд подходит, а он работать не дает.
– Да ладно тебе! Пацан интересуется, – отмахнулся парень и с подвохом спросил: – Может, сам хочешь коляску покатать?
Ох, неспроста это! Блинков-младший прокрутил в памяти короткий разговор, где паузы и взгляды значили больше, чем слова: как пристально «инвалид» смотрел на парня, как тот медлил, прежде чем ответить: «Нет, не знаем»… Нет, знают! И сказать непрочь, только сначала хотят проверить, свой ли он,
