чтобы идти к новой цели — формированию боярской вотчины. Кадров прибавилось и еще прибавится. Ресурсы есть и тоже имеют тенденцию к росту. Технологии? Да какие, собственно, технологии? Банальный бандитизм, собираем банду и крышуем некоторую часть территории Турово-Пинского княжества. Крышуют же Русь Рюриковичи, но у них намечаются крутые заморочки с кровавыми разборками. Вот мы под шумок и… того, сбацаем себе если не герцогство, то уж графство — точно.
И все же, все же, все же. Как же нам с вами, сэр, поступить с циничным и безжалостным подонком? Давайте-ка сразу договоримся: никаких интеллигентских самокопаний, никаких комплексов вины, заламывания рук и посыпания головы пеплом. Душевное спокойствие — это тоже прагматика. Невозможно успешно заниматься серьезным делом, если что-то постоянно грызет тебя изнутри. В противном случае либо натворишь ошибок, либо вообще потянет веревочку намылить да подходящий крюк поискать. Как там Борис Годунов жаловался:
Как молотком стучит в ушах упрек. И все тошнит, и голова кружится, И мальчики кровавые в глазах… Не позавидуешь товарищу Годунову, и самому в подобной ситуации оказаться страсть как не хочется.
Какие, собственно, имеются варианты? Первый и самый простой выход — оставить все как есть и понадеяться на крепость психики. Есть такая штука, как ретроградный анализ. Человек, пока он в своем уме, всегда находит, сам для себя, оправдание всему, что он натворил. Любой мерзости и грязи. Можно, конечно, и из этого исходить, но вы, сэр, управленец, и как врачу говорят: «Исцелися сам», так и управленцу можно сказать: «Управляй собой». Пускать дело на самотек просто-напросто непрофессионально.
Имеется и другой ход. Хирург тоже делает людям больно, иногда даже отрезает чего- нибудь, но при этом спасает жизнь. Удобная позиция, но хирург совершенно точно знает, что иначе нельзя, потому что обладает всей полнотой информации по проблеме. А я? Не знаю даже, кто сменит Мономаха на киевском столе. Боярин Федор, правда, вполне убедительно прогнозирует приход Мстислава Владимировича, но дальше-то что? Помню, что должна начаться чехарда киевских властителей, которые будут сменять один другого очень быстро, но вот когда это начнется? А про Турово-Пинское княжество вообще ни бум-бум. Действую на ощупь. Так что хирургическая отмазка не проходит.
Еще варианты есть? Есть! Компенсация. Например, Дзержинский — создатель ВЧК — КГБ — ФСБ. Знал, что Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и контрреволюцией в условиях Гражданской войны и иностранной интервенции — дело кровавое, но необходимое, как и любая контрразведка. Знал — и взял на себя. «Рыцарь революции», романтик, интеллигент. Не мог не терзаться теми же вопросами, что и я сейчас. Масштаб конечно же другой, но суть та же. И нашел-таки компенсацию — беспризорные детишки. Миллионы, оставшиеся сиротами после Первой мировой и Гражданской. Вернул их к нормальной жизни, сделал полноценными людьми.
А случайно ли вокруг меня одинокие и неприкаянные собираются? Судьба, Бог или кто-то там еще подсказывают выход? Спасибо за подсказку, принимаю! Будут кровь, смерть и разрушения, но будут (и уже появились) парнишки, которые, не пересекись наши пути, сгинули бы без следа и надгробия. И пусть потом Тот, кому дано такое право, взвешивает и решает. А я постараюсь, чтобы на тех весах чаша с добром оказалась потяжелее».
Конец марта 1125 года. Дорога в Кунье городище.
Узкая лесная дорога, заваленная снегом — коням по колено, а кое-где переметенная сугробами чуть не в человеческий рост, вдобавок еще и постоянно петляла. Где-то позади растянулась колонна из четырех десятков ратников и десятка обозных саней. Мишка ехал вместе с ратниками передового дозора, старшим в котором был все тот же племянник Луки Тихон. Он сам попросил, чтобы Мишку отпустили с ними, не столько конечно же из желания иметь в дозоре мальчишку, сколько рассчитывая на чутье и слух Чифа. Умение лесовиков устраивать засады было прекрасно известно всем, и, хотя неприятностей вроде бы не ожидалось, Тихону, видимо, захотелось подстраховаться.
Мишка и сам не ожидал, что его возьмут в поход, но дед почему-то решил именно так, и никто с ним спорить не стал. Только Леха Рябой мрачно поинтересовался, на хрена им сдался малец, на что получил краткий, но выразительный ответ деда, смысл которого сводился к тому, что сотнику виднее, кого брать, кого не брать. В последний момент, когда отряд был уже в седлах и ждал только команды, Мишка вспомнил о Юльке, залез в свой мешок и, достав платок, подъехал к сгрудившимся возле фургона женщинам.
— Юль, ты деда пытала, чего я тебе из Турова привез, вот держи, под цвет глаз выбирал.
Ярко-голубой шелк развернулся у Юльки в руке, упав одним концом на снег. Мишка отъехал к дороге и обернулся. Платок в опущенной Юлькиной руке все так же лежал одним концом на снегу, Мишка ждал, что она махнет ему на прощание, но девчонка стояла совершенно неподвижно. Мимо него уже пошли, по трое в ряд, конники, лошадь сама, без команды всадника начала разворачиваться вслед за ними, и из-за этого стало неудобно смотреть. Пришлось обернуться уже через другое плечо, Юлька все так же стояла рядом с женщинами, опустив руки. Так и не дождавшись прощального жеста, Мишка послал лошадь вперед, догоняя голову колонны, где, сверкая на весеннем солнышке золотой гривной, ехал дед. И только возле самого поворота, когда из-за расстояния уже было не разобрать лиц, обернувшись в последний раз, он увидел, как на фоне серой стенки фургона взметнулся и опал, словно язычок голубого пламени, его подарок.
Всю дорогу после этого в голове у Мишки не переставая крутился старинный мотив:
И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок голубой. «М-да, прощай, любимый город, уходим завтра в море. Романтика, блин, сколько раз в море уходил, никто с причала не махал, порт — режимная территория, без пропуска не пройдешь. О чем поэты думают? Чего Юлька стояла, как оглушенная? Может, не надо было вот так, при всех? Так дед все равно протрепался при бабах…Или обиделась на то, что я Настене на нее нажаловался? Некрасиво вообще-то получилось…»
Чиф коротко рыкнул и выжидающе уставился на хозяина. Мишка, уже давно изучив все интонации его рыка, понял, что пес учуял людей, и натянул поводья, останавливая лошадь.
— Тихон, Чиф людей впереди чует.
— Стой! — вполголоса скомандовал своим людям Тихон, потом спросил Мишку: — Как думаешь, далеко?
— Ветра нет, значит, не очень.
— Щиты на руку! Минька, назад!
Щиты, собственно, и так были в руках, а не висели за спиной, но, для того чтобы левая рука не уставала, ратники опирали их нижний край на бедро левой ноги. После команды Тихона щиты поднялись, оставляя только узкую щель между своим верхним краем и нижним краем шлема. Через эту щель, как через амбразуру, всадники настороженно оглядывали заснеженный лес.
Тихон явно колебался. С одной стороны, переть на рожон, не зная, кто впереди и сколько их, было бы глупо, с другой — вернуться назад и доложить, что пес что-то там учуял, но неизвестно что, тоже не
