дирхем дороже.
— А сколько дирхемов в динаре, не знаешь?
— А они все разные. Потертые, обрезанные, Ходок говорил, что до нас новые, полновесные не доходят. Менялы в Киеве их не поштучно, а на вес обменивают. Если серебро на серебро менять, то за монеты и полтора веса взять могут, даже больше. Невыгодно. А если золотую монету на серебряные разменивать, то берут по весу один к двенадцати или к пятнадцати, смотря еще какая монета золотая. Есть греческие солиды, сами греки их номизмами называют. Золотые, но Ходок говорил, что их лучше не брать, в них золото плохое, греки туда добавляют что-то. То есть в старых солидах золото хорошее, но они потертые или обрезанные, а новые вроде и блестят, но золото в них с примесями. Хуже динаров.
— А еще какие ты монеты знаешь?
— Есть еще какие-то монеты латинские, но я их не видел. Ходок латинян ругал, говорит, они сговорились к нам монеты не возить, а товар на товар обменивать.
— Ну вот видишь: и ты меня поучил.
— Да разве ж это учеба? — удивился Роська.
— Но знания-то новые я получил? Значит, учеба.
— Минь, вроде бы подъезжаем.
— Значит, так, — принялся инструктировать крестника Мишка. — Выедешь из леса, остановишься, я покажу — где. На левом от нас краю деревни стоит дом. Большой — на подклети. На него не смотри, выйди из саней и поправляй упряжь. Стой так, чтобы к тому дому быть спиной.
— А зачем?
— Делай, что говорят!
— Понимаешь, Рось, мы же без приглашения и о приезде своем не предупредили. Надо дать хозяйке немного времени, чтобы к приему гостей приготовиться. А то ведь незваный гость хуже… э-э… половца. И еще. В доме не крестись и Христа не поминай, как войдешь, поклонись очагу.
— Она что, язычница?
— Она волхва.
— Да ты что? И мы к ней… — Хотя вокруг никого не было, Роська отчего-то перешел на шепот: — Как же не креститься-то?
— В чужой монастырь со своим уставом не лезь. Хозяев надо уважать.
— А ты вчера про искру Веры говорил.
— Говорил. Только Нинея уже стара, чтобы ее перевоспитывать. Она сама кого хочешь… М-да. В общем, веди себя вежливо, Нинея не только волхва, но еще и боярыня очень древнего древлянского рода. Да, кстати: не просто Нинея, а Нинея Всеславна. Запомнил?
— Запомнил. — Роська немного помялся и предложил: — Может, я лучше на улице подожду?
— Да не валяй ты дурака, не съест она тебя! Нинея мне жизнь в прошлом году спасла. Хорошая женщина, сам увидишь. Все, вот здесь остановись и делай вид, что упряжь поправляешь.
— Минь, — Роська говорил все так же шепотом, — а чего деревня пустая?
— Я же сказал: не смотреть!
— Так я на тот дом и не смотрю. А остальное-то! Дорожки натоптаны, в трех домах вон печи топятся, а ни людей, ни скотины. Даже собак нет! Жутко как-то…
— Собаки есть — три суки. — Мишка нарочито отвечал Роське в полный голос. — И скотина имеется — корова с телкой, лошадь, куры, гуси. А людей нет, тут ты прав. Вымерли все в моровое поветрие. Две семьи сбежали, но тоже, наверно, умерли где-то. Осталась одна Нинея и шестеро внучат. И прекрати ты шептать, разговаривай нормально!
Роська помолчал, о чем-то раздумывая, потом его «озарило»:
— А-а, так вы сюда своих холопов поселить хотите? Я-то думал: куда вы столько народу запихнете?
— Не только сюда, у деда до морового поветрия еще на выселках народ жил, это в другую сторону от Ратного. А сюда поселим, если Нинея разрешит. И воинская школа здесь будет. Да отойди ты от лошади, сколько можно упряжь дергать? Вон уже и Рыжуха удивляется. Подойди сюда, покажи, где тут что уложено, а то я и посмотреть не успел. Только спиной, спиной к тому дому!
— Вот тут — игрушки для детей, тут — сладости, — принялся перечислять Роська, — а это — платок для Нинеи. А это Анна Павловна сама положила, я и не знаю, что здесь…
— Какая Анна Павловна?
Роська изумленно вылупился на своего старшину:
— Ты что? Матушка твоя!
— Тьфу! Я и не понял. Ты бы еще Ельку Евлампией Фроловной назвал. Зовут все ребята мать крестной, и ты зови. Что ты как чужой?
— Я — для уважения!
— Хочешь для уважения, зови меня «господин старшина», а для матери чем роднее, тем лучше.
— Ага, понял. Долго еще ждать-то?
— Все уже, вон — встречают. Трогай потихоньку.
На дороге появилась знакомая фигурка Красавы.
— Мишаня! Мишаня!
Разглядев в санях незнакомое лицо, Красава резко остановилась и настороженно уставилась на Роську.
— Не бойся, Красава! Это — мой… названый брат Ростислав. Иди сюда, садись в сани.
Красава нерешительно потопталась на месте, но потом все-таки забралась в сани.
— Мишаня, а ты подарки привез?
— Привез, Красавушка, привез.
— А сказку расскажешь?
— Расскажу… Красава! Да ты шепелявить перестала!
— Ага! Слушай: шмель жужжит в камышах! — Красава явно гордилась своим достижением. — Бабуля научила!
Нинея встречала гостей на крыльце.
— Здрава будь, Нинея Всеславна! — Мишка обнажил голову и поклонился, насколько позволили