костыли. — А это — мой названый брат Ростислав.
— Здрава будь, Нинея Всеславна! — Роська поклонился «большим чином», дотронувшись шапкой, зажатой в вытянутой руке, до земли.
— Здравствуй, Мишаня, здравствуй, Славушка. Мишаня, а что с ногой-то?
— Подстрелили немножко, баба Нинея, ничего страшного.
— Ну у тебя лекарка изрядная рядом, поправишься. Заходите в дом, ребятушки.
Подражая Мишке, Роська поклонился очагу, потом принялся пристраивать на лавке перенесенные из саней подарки. Нервничал он все-таки здорово — мешки никак не хотели вставать, все валилось из рук. Нинея, понимающе улыбаясь, помогла ему.
— Ты из каких же будешь, Славушка?
— Не знаю, Нинея Всеславна, я еще в детстве в рабство попал…
Роська смущенно зыркнул глазами в Мишкину сторону.
— …Михайла меня выкупил и крести… Ой.
Мишкин крестник прервался на полуслове и густо покраснел.
— Ничего, Славушка, все хорошо. Мишаня молодец, что крестника названым братом величает. Так и надо, так на самом деле и есть. Не смущайся, Славушка, раздевайся, да садись-ка вот здесь, поговорим. Нехорошо, когда человек своих корней не помнит.
— Баба Нинея, я тут вам из Турова… — начал было Мишка, но Нинея перебила:
— Погоди, Мишаня, я должна знать, кто ко мне в дом пришел. Славушка, рассказывай.
Мишка уселся на край лавки у торца стола, пристроил рядом костыли и стал слушать. Рассказ свой Роська начал с уже знакомой истории о захвате Никифором польской ладьи. Нинея некоторое время послушала, потом прервала Роську:
— А раньше? До того?
Роська молчал. Нинея повела перед собой рукой, Роська закрыл глаза, расслабился и вдруг… заговорил на каком-то незнакомом языке. Язык был явно не славянский. В XII веке русские еще могли общаться с чехами, поляками, болгарами и другими славянами без переводчика, различия в языках еще не стали столь существенными, как несколькими веками позже.
В том, что произносил Роська, тоже попадались хоть и искаженные, но знакомые слова и обороты, но большинство слов были непонятны. Нинея задала какой-то наводящий вопрос на том же языке. Роська вдруг судорожно втянул в себя воздух и попытался встать. Нинея ласковым голосом с хорошо знакомыми Мишке расслабляющими интонациями успокоила парня. Тот пробормотал еще несколько слов и умолк.
— Ятвяг твой крестник, Мишаня.
— Ятвяги — это на запад от кривичей?
— Да, они западные соседи полочан. Имя его — Ёнас, или Йонаш, или Янис. В тех местах такие имена есть. Мать его звала Ёша. Отец-то его точно ятвяг, а мать — не знаю. Ёша совсем мальцом был, не помнит почти ничего. Только мать и имя, да еще огонь, крики и какие-то бородатые хари в ладье, но хари вроде бы не нурманские. Потом он жил где-то у воды. То ли река большая, то ли озеро, а может быть, и море. Еще помнит город. Не весь город, а только каменную стену. А потом опять ладью и…
Взгляд Нинеи метнулся за спину Мишке.
— Стой!!!
Мишка, как только мог быстро, обернулся — в паре шагов позади него, держа в опущенной руке топор, стоял куньевский волхв. Мишка сразу же понял, что Нинея остановила волхва не только голосом, — тому явно было не по себе.
— Н-н-н… Н-нинея, н-не мешай…
— Стой! — властно повторила волхва.
Волхв не послушался, качнулся вперед, сделал маленький шажок к Мишке. Мишка откинулся назад, уперся спиной в стол, одновременно хватаясь за рукоять кинжала на поясе… И тут Нинея ударила. Даже не ударила, а… Мишка почувствовал, что в какую-то долю мгновения через него, от затылка к лицу, от спины к груди, прошло то самое ощущение, которое охватило его, когда он встрял в схватку между отцом Михаилом и Нинеей.
Волхв запрокинул голову назад и упал. Тело его выгибалось дугой, билось в конвульсиях, затылок стучал в пол, на губах выступила пена. Длилось это недолго — всего несколько секунд, потом волхв расслабился, распластался на полу, как тряпичная кукла.
Мишка обернулся к хозяйке дома и успел уловить на ее лице какое-то… охотничье, что ли, выражение. Да, именно таким бывает лицо у охотника сразу после выстрела, причем выстрела неудачного — смесь хищности и досады. Но Нинея-то попала!
— Я же специально на околице ждал, чтобы он уйти мог, — пробормотал, словно оправдываясь за какой-то проступок, Мишка.
— Нож-то убери, не с кем воевать.
Мишка, только сейчас поняв, что успел-таки извлечь оружие, сунул кинжал обратно в ножны. Волхв слегка пошевелился и слабо застонал.
— Вставай!
Голос Нинеи ударил по нервам, как электрический разряд. Мишка сам чуть не вскочил с лавки — такому голосу было невозможно не подчиниться.
— Красава, принеси его одежду и собери еды в дорогу! — распорядилась Нинея.
Девчонка забежала за занавеску, из-за которой вышел волхв, и деятельно там чем-то зашуршала.
— Вставай!
Волхв со стоном перевернулся на живот, поднялся на четвереньки. Его шатало из стороны в сторону, как пьяного. С четвертой попытки мужику все же удалось подняться на ноги. На Нинею он не смотрел, тупо уставившись на входную дверь.
Подскочила Красава, сунула волхву в руки котомку, шапку и тулуп. Тот одеваться не стал, держал свои вещи в охапке и слегка покачивался на нетвердых ногах, продолжая пялиться на дверь.
— Сама оденься!
Красава шмыгнула в угол.
— А ты сейчас уйдешь! Насовсем! — От голоса волхвы по спине бежали мурашки, Мишке даже показалось, что на затылке зашевелились волосы. — Если приблизишься к моим землям хоть на день пути, тебя будет корчить так же, как сейчас! Красава, веди его к переходу через реку.
Девчонка вышла за порог, уставилась на волхва чуть исподлобья, немного так постояла и… поманила его к себе пальчиком. Здоровенный дядька двинулся к девчонке как сомнамбула. Та, пятясь спиной вперед и не спуская с волхва глаз, вывела его из дома.
— Баба Нинея, я же его отпустил, из плена освободил, чего же он?
— Злой он. Слабый и оттого злой. Не смог прежний волхв себе достойного ученика найти. Измельчал народ. — Нинея вздохнула, брезгливо посмотрела на то место, где только что валялся недавний владыка
