– Скажите, пожалуйста, почему вас заинтересовала именно ткана? Вам кто-то о ней рассказывал?
Я сделал вид, что мучительно пытаюсь вспомнить:
– Совсем недавно, буквально несколько дней назад, слышал о ней в разговоре. Никак не могу вспомнить точнее.
Ривкин удивился:
– Несколько дней назад? То есть еще до вашего приезда на Деметру?
– А, вспомнил. Это было на борту «Северной Звезды». Я там познакомился с очаровательной женщиной. Баронесса дин Гольд, вы случайно не знаете ее? – бросил я пробный шар.
Ривкин, ничуть не смутившись, сделал отрицательно-самоуничижительный жест, мол, откуда нам, с нашим пролетарским происхождением знаться с аристократами. Впрочем, возможно, он действительно не знает ее, спектакль на лайнере могли подготовить без его участия.
– Так вот… – Я по привычке последних дней продолжал валить все на не вовремя подвернувшуюся лжебаронессу. – Когда госпожа дин Гольд узнала, что я лечу на Деметру, она рекомендовала мне обязательно попробовать ткану. Сказала, что я испытаю восхитительные ощущения.
– Странно, странно. Ткана не имеет вкуса. Я уже говорил, это, скорее, лекарственный препарат. Его принимают только жители Города. А эта баронесса… простите, не запомнил имя…
– Дин Гольд.
– Да-да. Та вот, госпожа баронесса дин Гольд бывала на Деметре?
– Э-э, не могу вам сказать. Мы просто разговаривали о том о сем. Знаете, как это бывает на корабле. Она упомянула ткану, услышав о Деметре, и разговор быстро перешел на другую тему. Я и не вспоминал об этом, пока не прилетел сюда.
Я остановился, показывая, что эта тема меня больше не интересует.
– Однако, пора бы нам осмотреть рудник.
Ривкин с легкостью согласился и бросился впереди меня показывать дорогу. Он снова стал простым порученцем, который сопровождает олуха-начальника при осмотре сложного производства. Мы подошли ближе.
Рудник никак не походил на то, что я ожидал увидеть. Перед нами расстилалось огромное болото, над которым клубился густой зеленоватый туман. То там, то тут из болота торчали искусственные насыпные острова, соединенные между собой цепью шатких подвесных переходов. По мостикам с привычной ловкостью перебегали рабочие-ящеры. Вдалеке над поверхностью воды выступали длинные трубы, из которых периодически вырывались клубы черных густых выбросов. Дым был страшно вонючий: порывы ветра доносили до нас отголоски его неприятного резкого запаха.
По узкой асфальтированной тропке мы подошли ближе к берегу. Здесь начинались бесчисленные туннели и шахты. Они под наклоном уходили в недра болота. Основное оборудование, как объяснил мне Ривкин, находилось в глубине под поверхностью. Из шахт действительно доносился монотонный гул работающих тяжелых механизмов.
Я вспомнил климатические установки на Терции. Закладывая под ними атомные мины, я успел хорошо изучить систему тоннелей и карьеров, прорезавших гранит островов. Огромные сооружения были полностью автоматизированы, на островах не было ни одного человека. Однажды построенная и отлаженная климатическая установка может работать совершенно автономно, без вмешательства человека.
Здесь картина была иной. Привычных роботов и роботизированных машин не было и в помине. Знаменитый лозунг «Автоматика может многое, но не все» на Деметре был творчески переработан и выглядел так: «Автоматика может, но ящер лучше». Ящеры были повсюду. Они легко передвигались по колено в отвратительной жиже, которая не причиняла им ни малейших неудобств. Одни спускались в низкие полузатопленные туннели, навстречу им поднимались другие.
Рудник не поражал масштабами. Все имело какой-то доморощенный вид. Ящеры с трудом протискивались в узкие шахты, более похожие на норы. Всюду встречались обломки брошенных и ржавеющих механизмов.
Мы прошли мимо входа в большой туннель. Вход был закрыт бетонной плитой, к ней сиротливо прислонился большой робот-экскаватор. Он был старый и сломанный. С него уже сняли все, что можно было унести, и теперь робот тихо ржавел возле входа в заброшенный туннель. Рядом с закрытым входом были устроены несколько новых, значительно меньшего диаметра. Из одного, пыхтя и погромыхивая сцепкой вагончиков, выезжал недлинный шахтный поезд. Небольшой локомотив, гибрид трактора и плоскодонной баржи, тянул за собой груженые вагонетки с поплавками вместо колес. Ящер, сидевший в специальном кресле, приспособленном для существа с хвостом, не обратил на нас внимания, лишь дал короткий предупредительный гудок.
Пока мы шли, разглядывая окружающее, Ривкин объяснял мне происходящее. Шум вокруг стоял такой, что я не слышал ни единого слова из его объяснений. Оставалось только с умным видом поддакивать и понимающе кивать головой. Большего от меня и не требовалось.
Мы прошли дальше. Здесь из темного, резко уходящего в глубину тоннеля выходила бесконечная лента транспортера. Его ковши были наполнены густой вязкой массой ядовито-зеленого цвета. Транспортер оканчивался над большой емкостью, в которую и вываливал свое содержимое. Несколько ящеров с лопатами в лапах стояли рядом и следили, чтобы зеленая жижа попадала точно по назначению. Иногда содержимое транспортера проливалось мимо емкости, и тогда ящеры, о чем-то оживленно переговариваясь на своем языке, собирали ее лопатами и запихивали в чан.
Впервые за время пребывания на Деметре мне представилась возможность рассмотреть местное население. Невысокие ящеры были идеально приспособлены для передвижения в окружавшей их болотной топи. Их короткие ноги оканчивались широкими мягкими подошвами, которые шлепали по грязи, не проваливаясь в нее. Яркие комбинезоны рабочих, странного на человеческий взгляд покроя, освежали окружающий болотно-промышленный пейзаж.
Ящеры прекрасно справлялись со своими обязанностями. Они работали быстро и слаженно. Маленькие работяги сновали тут и там, чем-то напоминая муравьев, однако в их копошении была видна четкая организация. Я видел, как рабочие-ящеры по команде бригадира выстроились цепочкой. Они быстро и ловко стали передавать друг другу кирпичи из штабеля. Кирпичи, быстро переходя из лап в лапы, исчезали в
