Толпа настойчивых родителей и миллион испуганных крольчат. Джессике Уэйкфилд еще не приходилось бывать в таких ситуациях.
Не успела она войти внутрь, как Джин и Джоан тут же подошли к ней.
– Ну, детки, – сказала она, – давайте начнем.
– Ты не можешь подойти к столу и сказать той женщине, кто мы такие? – робко спросила Джин.
– Пошли. Чем скорее этот ужас кончится, тем лучше, – сказала Джессика, таща их к длинному регистрационному столу.
– Могу я вам чем-то помочь? – спросила женщина.
– Сомневаюсь в этом, но можно попробовать, – пробормотала Джессика.
– Прошу прощения, мисс?
– Эти две девочки пришли на прослушивание. – Джессика подтолкнула близнецов ближе к столу.
– Еще двое флейтистов, как я вижу, – сказала женщина, взглянув на их кожаные футляры.
– Да. Пожалуйста, пусть их пропустят прямо сейчас. Нам далеко ехать домой, и у нас назначена на полдень важная встреча. – Джессика изобразила на лице предельно искреннюю улыбку, которая всегда помогала ей добиться от взрослых всего, что нужно.
Женщина улыбнулась в ответ. Сработало!
– Давайте посмотрим, что можно сделать, дорогая. Сегодня уже зарегистрировалось много флейтистов, так что вашим сестрам придется ждать своей очереди. – Она взглянула на лежащий перед ней список.
Джессика не стала объяснять женщине, что близнецы ей не сестры, но подумала, что у той, должно быть, что-то со зрением: надо умудриться увидеть какое-то сходство между двумя этими темноволосыми замухрышками и такой красивой блондинкой, как она.
– Хорошо, девочки, напишите ваши фамилии в конце этого списка. Ваши номера – семьдесят два и семьдесят три.
– Семьдесят два и семьдесят три! – выдохнула Джессика в ужасе. – Этого не может быть!
Джессике казалось, что никогда в жизни она не была так раздражена. Но она ошиблась. Настоящее раздражение пришло позже, когда она в течение пяти часов бесцельно слонялась по пыльным школьным коридорам, слушая незамолкающие звуки флейт, труб, тромбонов и бог знает чего еще. Наконец были объявлены номера близнецов. Они исчезли в комнате и немного погодя вышли.
– Думаю, я сдала, – сияя, сказала Джин.
– Я сыграла, – сказала Джоан.
– Как называется эта жуткая пьеса, которую вы играли? – спросила Джессика.
– Жуткая?! Это была соната Баха!
– Ну, а теперь, вы обе, вы все закончили? Мы можем ехать?
– Конечно, – ответила Джоан. – Мы тебе очень признательны за то, что ты нас привезла.
Джессика почти не слушала. Она посадила их в машину и поспешно повернула в сторону Ласковой Долины.
Сначала ей показалось, что в ушах у нее все еще звучат отголоски флейты, но потом в зеркале заднего вида показались мигающие огни.
Джессика стукнула по рулю ладонью. Несчастья обступали ее со всех сторон.
– Лицензию и карточку регистрации, мисс, – сказал полицейский.
Сейчас было самое время и место прибегнуть к помощи ее «только-для-взрослых» улыбки, и Джессика вложила в нее все свое обаяние.
– Ох, сэр, простите, пожалуйста. Я чуть-чуть превысила скорость? – В ее правом глазу, как по волшебству, появилась большая слеза.
– Пятнадцать миль – больше, чем чуть-чуть, юная леди, – ответил полицейский, оставшийся совершенно равнодушным к ее готовности заплакать. – Вы подвергали опасности свою жизнь и жизнь других людей. И рисковали жизнью своих маленьких сестер, – добавил он.
Это уже было чересчур.
– Они не мои сестры, и это ясно каждому, у кого есть хотя бы полглаза, – сказала она резко. – Если вы соблаговолите отдать мне квитанцию на штраф, я поеду.
«Все-таки, если поторопиться, – подумала она, – может быть, я еще застану Дэнни на пляже».
– Джессика, этот полицейский сказал, чтобы ты не ехала так быстро.
– Ну, если бы вы выучились побыстрее играть на своих флейтах, то мне не пришлось бы так быстро ехать. Сидите тихо и не отвлекайте меня.
Она резко развернула машину, въехав на свободное место на стоянке, и выпрыгнула наружу. Близнецы последовали за ней.
– Мы будем плавать? – спросила Джоан.
– Нет, мы не будем плавать, – сердито ответила Джессика.
Она разглядывала толпу людей на пляже в надежде увидеть Дэнни. Он просто должен был быть там.
