Увидев Кена, сидевшего в ожидании в комнатке рядом с кабинетом директора, Элизабет вздохнула с облегчением. Кен сидел на стуле, обхватив руками колени, с виду совсем обессиленный. Когда Элизабет вошла в комнату, он поднял глаза.
– Привет, – устало улыбнулся он. – Пришла протянуть стакан воды умирающему?
Элизабет села рядом:
– Послушай, Кен, может, еще пронесет?
Кен откинул голову.
– Я уже подумываю об армии, но боюсь, предки не согласятся.
– Нет, – сказала Элизабет. – Я зайду вместе с тобой и скажу, что помогала тебе с первым рассказом, но потом мы решили, что второй лучше. Они поверят мне.
Кен снова взглянул на девушку и похлопал ее по руке.
– Нет, Лиз. Это очень мило с твоей стороны, но все равно – нет. Я все обдумал. Они наверняка провалят меня по английскому, и играть я, конечно, не буду. Но поверь, я чувствую себя отлично. Неважно, чем это кончится. Я знаю, что поступил правильно.
С минуту Элизабет смотрела на Кена. Она видела – он принял решение, и понимала, что он прав. Громоздить ложь на ложь – это не привело бы ни к чему хорошему. Рано или поздно правда выплывет наружу, и Кену будет только хуже.
Из кабинета директора показалась секретарша мистера Купера:
– Кен, мистер Купер зовет тебя.
Кен улыбнулся, встал и прошептал, повернувшись к Элизабет:
– Пожелай мне удачи.
Кен глубоко вздохнул и скрылся в кабинете. Элизабет проводила его взглядом.
Кену не случалось присутствовать на процессах об убийстве в день вынесения приговора, но он представлял себе это именно так. Внутри у него все так напряглось, что трудно стало дышать.
Мистер Коллинз и тренер Шульц сидели на диванчике у стены комнаты; мистер Купер с видом верховного судьи восседал за своим письменным столом.
– Здравствуй, Кен, – спокойно произнес он. – Садись, пожалуйста.
Кен сел. Все помолчали с минуту. Мистер Коллинз изучал лежавший перед ним номер «Оракула». Он открыл его на рассказе Кена. Кен усмехнулся, заметив, как блестит в солнечных лучах лысая голова директора. Что ни говори, Блестящий Котелок – на редкость удачное прозвище.
Мистер Купер постучал по газете карандашом и поднял глаза на Кена.
– Этот рассказ вызвал у нас некоторые вопросы, Кен, серьезные вопросы, и мы хотели бы задать их тебе.
Мистер Коллинз со своего диванчика тоже подал голос:
– Я понимаю, писатель имеет право на вымысел. Но ведь что-то в твоем рассказе соответствует действительности? Что именно? И насколько?
Кен огляделся, помедлил секунду, набираясь храбрости.
– Все, – тихо ответил он. – Все правда.
В комнате наступила мертвая тишина.
– Понимаю, – торжественно произнес наконец мистер Купер.
– Нет, не понимаете, – заговорил Кен.
Все взглянули на него немного удивленно. Но больше всех удивился сам Кен. Он не собирался говорить, слова эти вырвались у него непроизвольно.
– По крайней мере, не все понимаете. Первый рассказ написала Элизабет Уэйкфилд. Она не подозревала, что я украду его. Она мне его дала как образец. Но потом все так сложилось… У меня никак не получалось написать рассказ к сроку. Я совсем одурел, потому что все на меня наезжали. Ну… с матчем и так далее. Я запаниковал и поставил свое имя на рассказе Элизабет. – Кен приостановился, пытаясь прочесть свою участь по лицу директора, но застывшая физиономия мистера Купера была непроницаемой. – Мне очень жаль. Но я понимаю, что мои сожаления ничего не значат, и готов понести любое наказание, которое вы сочтете нужным. Но я хотел, чтобы вы поняли.
И опять в комнате воцарилась тишина. Кен видел, что мистер Коллинз и тренер нервно заерзали на диванчике. А потом мистер Купер поднялся, вышел из-за стола.
– Дело очень серьезное, – начал он. – Мне тоже очень жаль. Жаль, что ты украл рассказ, но еще больше жаль, что ты счел это необходимым. Но дело сделано. Теперь вопрос стоит так – что делать дальше? – Директор замолчал и прошелся по кабинету.
Он остановился перед Кеном и решительно продолжал:
– Вообще-то, следовало поставить тебе неудовлетворительную оценку по английскому и исключить на три дня. – Он опять остановился, присел на край стола. – Однако, – добавил он, – были смягчающие обстоятельства.
Впервые у Кена появился слабый проблеск надежды. Он обернулся и посмотрел на тренера Шульца, но тот ничем не поддержал его. Из всех замешанных в этом деле людей Кен сильнее всего подвел тренера. Для Кена дело могло кончиться неудовлетворительной оценкой, а для тренера Шульца это означало проигранный матч с «Пумами».
Директор продолжал:
