– Вообще, – продолжал мистер Коллинз, – у меня такое чувство, что у тебя большой природный талант к писательству. Ты сама не пишешь стихи?
Линн почувствовала, как щеки ее краснеют.
– Н-нет, – выговорила она.
В общем-то, она ведь не лгала. Ведь песни – это не стихи?
С минуту мистер Коллинз смотрел на нее молча.
– Если ты когда-нибудь что-то все-таки напишешь, то, надеюсь, ты сочтешь возможным показать это мне? Я с удовольствием прочту.
Линн чувствовала себя ужасно. Мистер Коллинз был таким приятным, не ругал ее за то, что она вечно молчит на уроках, или за что-то еще. Она хотела бы иметь мужество рассказать ему, что пишет песни. Но она не могла заставить себя сказать ничего.
– Спасибо, – промямлила она, забирая сочинение. – Я рада, что оно, по-вашему, «ничего».
Мистер Коллинз рассмеялся.
– Оно больше чем «ничего», – сказал он ей.
Неожиданно голос его стал серьезным.
– Когда-нибудь, Линн, ты поймешь, что ты больше чем «ничего». И знаешь что? Я очень надеюсь оказаться рядом и увидеть выражение твоего лица в тот момент, когда ты поймешь это.
Глаза Линн наполнились слезами. Что он имел в виду под словом «больше чем ничего»?
Ей было трудно в это поверить. А если мистер Коллинз полагает, что произойдет какое-то чудо, которое заставит ее изменить собственное мнение о себе, то ему предстоит очень трудная задача.
Линн Генри по-прежнему убеждена, что она – самое большое на Земле ничтожество.
7
Линн стояла перед своим шкафчиком в раздевалке, печально рассматривая кипу учебников и тетрадей, в которых неизвестно сколько времени собиралась навести порядок. Последний урок закончился, и впереди были выходные. Почему же она не радовалась этому, как обычно?
В голове ее продолжали звучать слова мистера Коллинза. Если бы он был прав – если бы действительно существовало нечто такое, что раз и навсегда доказало бы ей, что она чего-то стоит! Глядя на беспорядок в шкафчике, Линн подумала о том, чтобы принять предложение матери посетить салон «Серебряная дверь». Может, стоит рискнуть – а также попробовать носить контактные линзы и что-то сделать с волосами?
Линн резко захлопнула дверцу шкафчика и помчалась через фойе в женский туалет. Поставив рюкзак на пол, она прошла по кафельному полу к умывальнику и взглянула на себя в зеркало.
«Боже праведный», – подумала она.
Она выглядела еще хуже, чем думала. Волосы были необычайно непослушными сегодня и стояли над головой в виде угловатого нимба. Очки заляпаны, а кожа при флюоресцентном освещении туалета выглядела даже более болезненно желтой, чем обычно. А одежда! Линн даже не помнила, как одевалась сегодня утром, но что побудило ее натянуть все те же обвислые джинсы и старую морскую футболку?
«Вот оно, – сказала себе Линн, рассматривая собственное отражение в зеркале. – Вот она, реальность».
Внезапно она почувствовала, что ей надоело быть такой неряхой. Да, небо не одарило ее при рождении красотой, но это вовсе не означало, что нужно плюнуть на себя и еще больше усугубить ситуацию.
Полная решимости, Линн вылетела из туалета в коридор и столкнулась с ним. Лицо ее густо покраснело.
– Гай… – пробормотала она, неуклюже отступив назад и чуть не упав.
Гай рассмеялся и протянул руку, чтобы подхватить ее.
– Куда ты мчишься? – поинтересовался он.
Линн сглотнула. Она ощущала тепло его руки на своей.
– Строго говоря, я просто шла домой, – призналась она.
«Ну, давай, спроси его, пойдет ли он домой пешком», – подталкивала Линн себя.
Но она просто продолжала стоять, молчаливая и смущенная, мечтая, что пол разверзнется и она навсегда исчезнет.
– Ну, если ты подождешь минуту, я пойду с тобой, – радостно сказал Гай. – Мне нужно только забрать кассеты.
– Я буду здесь, – нервничая, сказала Линн.
Песенный конкурс каким-то образом она успела выбросить из головы. Но, как только Гай напомнил о нем, сердце ее заколотилось. Может быть, он уже слушал «Глядя извне». Может быть, весь состав «Друидов» слушал – и решил отказаться от этой песни! Теперь она была уверена, что совершила большую ошибку, решившись подвергнуть свое творение такому серьезному испытанию, как конкурс «Друидов». Кого она пытается обмануть?
– Как идет песенный конкурс? – спросила она с пересохшим ртом Гая, когда тот вернулся.
Глаза его загорелись.
– Ты не поверишь, – сказал он, открывая перед ней дверь и выходя вслед за ней на улицу, где оба ощутили тепло и сладость дневного воздуха. – Во время обеда мы прослушали пленки, и вечером группа соберется опять, чтобы прослушать их еще раз. Но думаю, что мы уже нашли то, что нам нужно. Эта
