— Немцы все время получают новые виды вооружения, каждое новое лучше предыдущего, и они умеют тактически приспосабливаться. Тактически они лучше, чем наши обучающие машины на Родине, и почти постоянно удивляют.
Лидов снова заговорил по-русски.
— Он говорит, что СССР тоже, к своему сожалению, обнаружил это. СССР и Германия жили в мире, были друзьями, и вот трусливые изменники немцы предательски напали на эту миролюбивую не- империю.
Лидов сказал еще что-то. Газзим перевел.
— А британцы?
Уссмак сделал паузу, прежде чем ответить. Он подумал, что мог бы сказать немецкий самец о войне с СССР. Что-то другое, решил он. Он знал, что тосевитская политика была гораздо более сложной, чем то, к чему он привык, но этот Лидов вломился в его представления о мире, как стрелок на танке, принуждающий огнем цель сдаться. Это доказывало, что он не прочь услышать и что-то неприятное о соплеменниках из Больших Уродов.
Тем не менее вопрос о британцах дал Уссмаку время подготовиться к рассказу о СССР. Бывший водитель танка Расы (страстно желавший теперь быть только водителем) ответил:
— Британские танки не могут по качеству сравниться с немецкими или советскими. Правда, британская артиллерия очень хороша, и британцы первыми применили против Расы ядовитые газы. Кроме того, остров Британия небольшой и плотно заселен, и британцы очень хорошо проявили себя в застроенных местностях. Это стоило нам больших потерь.
— Так, — сказал Лидов.
Уссмак повернул один глаз в сторону Газзима — вопрос без вопросительного покашливания.
Переводчик объяснил:
— Это означает «так» или «хорошо». Это показывает, что ваши слова приняты к сведению, но мнения о них не выражается. А теперь он хочет, чтобы рассказали о самцах СССР.
— Будет исполнено, — вежливо сказал Уссмак, словно Лидов был старшим над ним. — Я хочу сказать, что русские самцы такие храбрые, как другие тосевиты, которые мне встречались. Я хочу также сказать, что ваши танки хорошо сделаны, имеют хорошую пушку, хороший мотор и особенно хороши у них гусеницы для изрытой земли, столь обычной на Тосев-3.
Рот Лидова слегка приоткрылся. Уссмак принял это за хороший знак. Самец из — как это называется? — из НКВД, сокращенное имя — задал новый вопрос.
— После всех этих комплиментов, почему вы ставите славных солдат Красной Армии после немецких и британских?
Уссмак понял, что его попытка выехать на лести провалилась. Теперь ему придется говорить правду, пусть частично, и вряд ли Лидов выслушает ее с радостью. Самцы СССР искусно дробили восставших сибирских самцов на все меньшие и меньшие группы, каждый раз приводя правдоподобные оправдания. И теперь Уссмак остро почувствовал, насколько он одинок.
Выбирая слова с большой осторожностью, он сказал:
— По моим наблюдениям в СССР, боевые самцы с трудом корректируют свои планы, чтобы приспособиться к изменяющимся обстоятельствам. Они не так быстро реагируют на них, как немцы или британцы. В этом отношении они подобны Расе, что объясняет, вероятно, почему Раса добилась таких успехов в войне с ними. Пути сообщения также оставляют желать лучшего, и ваши танки, хотя и очень крепкие, не всегда размещаются наилучшим образом.
Полковник Лидов хмыкнул. Уссмак немного разбирался в звуках, которые издают Большие Уроды, но этот звук вполне мог соответствовать задумчивому шипению самца Расы.
Затем Лидов сказал:
— Расскажите мне об идеологических мотивах вашего восстания против угнетающей аристократии, которая властвовала над вами вплоть до начала вашего сопротивления.
Когда Газзим перевел все это на язык Расы, Уссмак разинул рот в язвительном смехе.
— Идеология? Какая идеология? Моя башка была одурманена имбирем, члены моего экипажа были только что убиты, Хисслеф, не переставая, орал на меня, вот я его и пристрелил. Потом одно потянуло за собой другое. Если бы мне пришлось делать это снова, я вряд ли бы пошел на убийство. Неприятностей это принесло больше, чем выгоды.
Большой Урод хмыкнул снова. Он сказал:
— Идеологический фундамент есть у всего, независимо от того, реализует его кто-то сознательно или нет. Я поздравляю вас с ударом, который вы нанесли тем, кто эксплуатировал вас ради своих эгоистических целей.
Уссмак убедился, что Лидов не имеет ни малейшего представления о реальности. Все выжившие воины флота вторжения — если предположить, что такие будут, что не вполне очевидно, — ко времени прибытия флота колонизации стали бы в завоеванном мире выдающимися, значительными самцами. В их распоряжении были бы годы для разработки ресурсов мира, и первый звездный корабль, нагруженный ценностями, мог бы отправиться домой еще до прибытия колонистов.
Уссмак задумался, сколько незаконного имбиря оказалось бы на борту этого корабля. Даже если бы Большие Уроды и правда оказались дикарями, разъезжающими на животных, все равно Тосев-3 создал бы Расе немало проблем. При мысли об имбире Уссмаку остро захотелось его попробовать.
Полковник Лидов сказал:
— Теперь разъясните мне по пунктам идеологию прогрессивных и реакционных кругов в вашей правящей иерархии.
— Я? — с некоторым удивлением спросил Уссмак. Газ-зиму он попытался объяснить: — Напомни этому тосевиту, — он помнил, что его не следует называть Большим Уродом, — что я всего лишь водитель танка и свои приказы получал вовсе не от командующего флотом, знаешь ли.
Газзим заговорил по-русски. Лидов выслушал и спросил иначе:
— Расскажите, что вы вообще знаете об этом. Важнее идеологии нет ничего.
Уссмак мог бы привести целый список вещей, более важных, чем идеология. В данный момент этот перечень начинался бы с имбиря, о котором он только что вспомнил. Он подумал, почему Большого Урода так занимает абстракция, в то время как существует множество по-настоящему важных вещей, о которых стоит побеспокоиться.
— Скажи ему, что я сожалею, но я не знаю, что отвечать, — сказал Уссмак Газзиму. — Я ведь никогда не был никаким командиром. Я только делал то, что мне говорили.
— Это не очень хорошо, — ответил Газзим после того, как высказался Лидов. Самец казался обеспокоенным. — Он считает, что вы лжете. Я должен объяснить: политическая структура этой не-империи имеет идеологическое основание, которое выполняет роль центра таким же точно образом, как у нас Император.
Лидов не ударил Газзима, как прежде: очевидно, он хотел, чтобы Уссмак услышал это объяснение.
Уссмак по привычке опустил глаза при упоминании Императора — хотя и изменил ему вначале мятежом, а затем — сдачей базы. Но он ответил так, как только и мог:
— Я не могу придумывать поддельные идеологические расколы, если я их не знаю.
Газзим испустил длинный шипящий выдох, затем перевел ответ самцу из НКВД. Лидов щелкнул выключателем возле своего кресла. Позади него загорелась яркая лампа накаливания с рефлектором, светившая прямо в лицо Уссмака. Самец отвернул глаза от света. Лидов стал щелкать другими выключателями — свет полился сбоку с обеих сторон.
Допрос продолжился.
— Проклятье доброму всемогущему Богу, — сказал Остолоп Дэниелс с почтительной непочтительностью. — Это ведь деревня, нарежьте и поджарьте меня, если это не так.
— Подходящее время они выбрали, чтобы ненадолго отозвать нас с передовой, не так ли, сэр? — сказал сержант Герман Малдун. — Они никогда не держали нас в окопах так долго на протяжении всей Великой войны — ничего похожего на то, что было в Чикаго, даже приблизительно.
