— А-а, горлица, — заскрежетал отец, глядя на маму дикими глазами, — птенца защищаешь… Крылья распустила… Воспитала мне сынка… Уезжайте — один останусь! — Он схватил маленький японский столик за край и поднял его в воздух.
Со столика полетела фарфоровая ваза, стопка старых японских журналов и банка с золотой рыбкой. Отец трахнул столик об пол. Все развалилось. На мокром пятне блестели грани разбитой банки, высовывалась лакированная ножка, а куча журналов была усыпана осколками фарфора.
— Рыбка-а-а! Моя рыбка-а-а… — запищал Юрик.
Отец тупо глядел под ноги и покачивался на каблуках. Вода из банки обрызгала ему сапог. Он попытался согнуться, чтобы очистить сапог рукавом кителя, и чуть не упал боком на печку. В это время снизу раздался пронзительный клич Рыбина:
— Вася! Сюда! Кимура… Вот он! Держу-у-у!..
Отец кинулся вниз. Дом задрожал от его каблуков.
Я скатился вслед за отцом, забыв о больной руке. На дворе происходило вот что.
Кимура вырывался. Но руки у Рыбина были сильные. Кимура стоял лицом к дому и видел, как из дверей выбежал отец, за ним я. К Рыбину поспевала помощь. И тогда Кимура захватил руку Рыбина обеими своими, вытянул ее на плече и перевернул отцовского дружка через себя. Рыбин грохнулся на землю, словно куль с глиняными горшками.
— До свидания! — крикнул Кимура и побежал вверх по склону.
Через несколько секунд не слышно было даже шуршания кустов.
— Стой, гад!.. — ревел отец. — Честно бороться будем!
Но тут носок его сапога зацепился за Рыбина. Отец растянулся рядом.
Лицо Рыбина белело под луной, как фарфоровая чашка с ручками. Из носа вытекала черная струйка.
Подошла бабушка с ковшом воды. Она побрызгала изо рта на лицо Рыбина. Тот зашевелился и открыл глаза.
— Вася, он сожгет теперь меня, — сказал Рыбин и всхлипнул. — На материке мясо ел — крепче был. А тут рыба… Сожгет…
— Я с этим Кимурой завтра же поборюсь, — успокаивал дружка отец.
— Сами виноваты, — возразила бабушка.
Рыбин схватился обеими руками за голову и, сутулясь, пошел к себе.
Отец побрел за ним.
— Тоже лечить надо, — сказала бабушка, скорбно подперев подбородок ладонью. — А ведь до войны совсем не пил.
10
«Сумико, я хочу увидеть тебя и объяснить все… Мой отец не такой… Он фронтовик, а у фронтовиков нервы расшатанные. Я тебе расскажу, какой отец у меня на самом деле. И Юрик просит золотую рыбку. А где я ее возьму? Бычка он теперь не хочет. Подавай ему золотую рыбку, и все.
Я жду тебя, Сумико, в кустах бузины, напротив окна твоей комнаты. Гера».
Это первое, что я написал, когда зажила у меня рука. Словно не существовало Борьки, Скулопендры и Лесика, которые ждали от меня письма.
Я не встречал Сумико уже много дней. С того самого вечера, когда Кимура ловким приемом кинул Рыбина на землю и сам скрылся неизвестно куда.
Конечно, ребята не похвалили бы меня за такую прыть… Но я объясню им, какая Сумико. В наш план надо будет внести поправку… Не все же японцы подлые. Я напишу письмо ребятам в ближайшие дни. Только сначала надо встретить Сумико и сказать ей, что во всем виноват Рыбин… Я ей зла не хочу. Даже наоборот… И пусть она не считает, что у нас все такие, как Рыбин.
Я встал, когда остальные еще спали. Солнце золотило рисовую солому татами. Я бесшумно выдрал из своего альбома лист и написал письмо Сумико красным карандашом. Потом я на цыпочках вышел из дому. Море урчало, как сытый кот. Все эти дни оно было серым от дождя, но вот сегодня вновь засияло.
Я навернул письмо на бамбуковый дротик и пошел с ним по кустам вдоль грядки с табаком. С острых концов широких табачных листьев свисали капли росы. Они искрились, как кусочки зеркала. Роса скатывалась с листьев бузины мне за шиворот холодными живцами. Я поеживался и шел. Мне надо было к меже, которая притыкалась к стене дома как раз под окном комнаты Сумико. В открытую форточку я хотел опустить дротик.
Я оттянул упругую ветку последнего перед межой куста бузины да так и замер. Одна половинка окна в темную комнату Сумико задвинулась на вторую. Узкая смуглая рука взялась за раму. Потом сама Сумико вспрыгнула на подоконник, повернулась на нем и стала нащупывать ногою землю. Нога высовывалась из синих шаровар до половины белой икры. Сумико спрыгнула на грядку и шлепнулась. Она быстро огляделась и пригладила грядку ладошкой.
Сумико отряхнулась, поправила челку и пошла между грядкой и домом к обрыву. В руке она несла цветной узелок.
Я двинулся за ней, беззвучно раздвигая ветки. Я и не знал, что по обрыву можно спуститься. А Сумико вдруг смело прыгнула на осыпь. Я подполз к тому месту, откуда она прыгнула. Сумико, как коза, скакала по осыпи меж угластых камней и чахлых кустов, накрененных вниз по склону.
Я выждал, когда Сумико скрылась за выступом в обрыве, и тоже ринулся вниз. Письмо сложил перед этим вчетверо и сунул в карман штанов.
Сумико сбежала с обрыва и самым крайним коротким проулком пошла к морю. Я двигался за нею, как сыщик, метрах в двухстах, в тени рыбачьих фанз. Перед песчаным пляжем мне пришлось залечь. Долго лежал, потому что Сумико повторила длинную дорогу, которой вела меня от баржи в первый день нашего знакомства. Сначала Сумико направилась будто к порту, а потом, дойдя до самой воды, повернула к кладбищу. Может, она путала следы? Мы ведь тоже к пещере своей подходили, заметая следы.
Сумико шла по сырой полоске и размахивала узлом. От нечего делать я сгребал перед собой песок. Ладонь вдруг укололась. Я разгреб песок. Передо мной лежал поржавелый тесак от японской винтовки. Совсем еще недавно я здорово обрадовался бы этой находке, но сейчас мне было не до оружия.
Сумико подлезла под баржу и скрылась в дыре. Я поднялся и пошел напрямик. Десять минут — и вязкий песчаный горб позади. В лицо мне ударила синяя тень баржи. Ящик был над дырой. Конечно, Ивао, который наверняка ждал сестру в барже, старательно заложил дыру. Серый ящик не отличался от серых досок баржи.
Я тихонечко отодвинул ящик до половины, влез в баржу и снова закрыл дыру.
Ощупью стал пробираться я к корме, где брезжил свет. Надо было подкрасться и крикнуть. Сумико с Ивао что-то затевают. Может быть, хотят плыть на пустой остров?.. Вот вздрогнет очкастый вояка! Будет смеху… Я крался к корме. Подполз к самому складу под навесом из циновки, и ни одна дощечка не скрипнула. Но что я услышал вдруг! Сумико разговаривала с Кимурой!!
Я распластался у днища. Мой нос воткнулся в какие-то щепки.
Я пожалел, что так близко подкрался к ним. Кимура сидел спиной ко мне. Но если он повернется? Или я чихну? У меня передернулись плечи… Отец не теряет надежды поймать Кимуру. А Кимура наверняка думает, как бы отомстить отцу. И вот я сам в руки к нему пришел… Со скоростью улитки я ощупал карманы. Ракеты не было. Давно ее спрятал в свою школьную сумку. И тесак — сама судьба посылала! — не взял. Ну и поделом будет, если Кимура придушит, как котенка. Я затаил дыхание и сполз на самый киль, чтобы спрятаться от ярких пучков света из щелок и осколочных дырок.
— Кимура-сан, — говорила Сумико, — курите табак. Вчера русская бабушка опять приносила папе табак. Здесь, в узелке, рис и табак.
— Я не буду курить русскую подачку, — ответил Кимура и отодвинул кисетик, протянутый Сумико. Он взял плоскую жестяную коробочку с рисом, зажал между пальцами палочки и начал кидать рис в рот.
— Ивао купит табак в другом месте, — сказала Сумико. Она подала фарфоровый чайник.
Кимура отпил из него прямо через носик. Беглец был, видно, очень голодный и чавкал.
— Как здоровье Ге? — спросил Кимура.
— Русская бабушка его лечит травами, — ответила Су-мико. — По вечерам они смотрят на луну и повторяют молитву. Бабушка спрашивала о вас, Кимура-сан.
