Кимура надеется на новую победоносную для них войну. Все они одинаковые… Меня обвели вокруг пальца. Улыбались мне, дарили рыбки и усыпили мою бдительность. Сумико заколдовала меня, что ли… А потом Кимура поджег дом Рыбина. Недаром чуткий Рыбин не спал по ночам. А я-то, я-то!.. Вчера узнал, где скрывается Кимура, и утаил от отца. И вот Кимура ночью поджег дом Рыбина, и они удрали все вместе в своей шлюпке… Правильно, что отец называл меня слабаком, правильно… Только я знаю, куда они уплыли. Они хотят спрятаться на Птичьем острове и там жить…
— Семен Иванович! — Я облизывал пересохшие губы. — Давайте догоним их!
Он долго смотрел на меня вприщур, зачем-то пощупал мой лоб и потом почесал свой затылок.
— Что ж, вояка, может быть, в твоем бреду есть доля правды, — сказал Семен, растягивая слова, как резину. — Пусть сплавают — проверят…
— Эх, дядя Семен! — сказал я и отшатнулся. — Там же Сумико!..
Он подхватил меня и привлек к себе, заглядывая в глаза. Но я освободился от его объятий.
— Жарко, — сказал Семен, расстегивая китель.
— Пойдем домой. — Я отобрал у брата «бога счастья» и подтолкнул Юрика к проходной.
— Уже надулся, вояка, — сказал Семен и загородил нам дорогу. — Пойдемте. Переговорим с вашим отцом.
— А без него не обойдемся? — спросил я.
— Он сейчас распоряжается катерами, — ответил Семен и повернул лохматую голову к пирсу, где маячил отец.
— Тогда скажите ему, что я во всем виноват, — попросил я, вытирая пот за ушами.
— Много берешь на себя. — Семен наморщил загорелый лоб. Его губы изогнулись серпом, только концами вниз. — Генерал Сиродзу тут виноват пока больше всех…
Мы пошли к пирсу. Три тени — большая, поменьше и совсем маленькая, — точно копья, были направлены на отца. Он бегал по пирсу и что-то кричал в рупор вслед катеру, который шел прямо к волнолому. На катере синели куртки и белели косынки японцев. Полно их было и на волноломе. Они суетились на фоне остекленевшего моря.
Семен оставил нас в тени огромного чана, пахнущего селедкой, а сам, выпрямившись, пошел к отцу. Семен хлопнул его по плечу. Отец покричал еще немного и положил рупор на железную тумбу.
Они постояли с Семеном, покурили, перекинулись несколькими словами, и отец вновь взял рупор. Он нацелил его на серый катер у причала и загрохотал:
— Рыбин, что у тебя с новым мотором?
— У Рыбина всегда мотор как часики, — высунулся из рубки хмурый дружок отца. Он был все в том же японском пуловере.
— Надо обкатать! — закричал отец.
— Хоть до Владивостока, — ответил Рыбин и позвал нас рукой по локоть в мазуте.
Я подошел к краю пирса и прыгнул на горячую палубу.
— Юрик, — сказал я, стараясь не глядеть на брата, — оставайся с папой. Он тебе даст рупор покричать.
— Ишь ты, прыткий, — отозвался отец, подходя к катеру. — Сам устроился, а нас не хочет брать.
У меня заныло в затылке. Значит, и отец и Рыбин поплывут с нами… Конечно, он разведчик и скрутит Кимуру, если потребуется. Ну, а вдруг Кимура все-таки не поджигал? Нет, долой, долой, долой жалость! Надо быть, как отец. Иначе не отомстить… В конце концов, нужно отчитаться перед ребятами в письме.
Семен с Юриком под мышкой прыгнул на палубу.
— Сбегал бы, Василий, посмотрел метеосводку, — сказал он.
— Можно ли теперь доверять японцам? — отозвался отец. — Да и долго ли нам сходить до островка?
— Ладно. — Семен махнул рукой. — Без Кимуры они там все наоборот предсказывают.
Отец тоже прыгнул на катер, который от толчка задрожал, как живое существо. Косматые отблески волн взлетели со стенки до стекол рубки.
— Давайте быстрей, — сказал я.
— Ничего, сынок, от нас не уйдут, — ответил отец и подмигнул. Потом глаза его сузились и стали как два прямых кинжальчика.
Мне с отцом говорить сейчас не хотелось. Я открыл дверь кубрика. Здесь было прохладно и пахло масляной краской. Я растянулся на скрипучей сетчатой полке и потрогал свой нос. Он горел, словно меня ткнули лицом в крапиву.
За перегородкой впереди затарахтел мотор. Я видел в иллюминатор, как от нас отваливается веревочная груша на бетонной стенке. Катер развернулся носом к выходу и понесся навстречу маяку. Башня маяка напоминала ладью на шахматной доске. Капля воды ударила в стекло и поползла. Мы взбурунили открытое море. На стене закачалась половинка бинокля, висевшая на длинном ремешке.
Я поднялся и вышел на палубу.
Над морем визгливо резали воздух чайки. Они ругали рабочих, которые ремонтировали волнолом и согнали птиц с насиженных мест. Я вспомнил, как убил тут журавля, и поежился. Журавль точно живой у меня перед глазами. И в сердце опять засвербило… Может, Кимура все-таки не поджигал Рыбина?.. Ну нет, невиновные не поплыли бы по морю в шлюпочке…
Японцы махали нам белыми косынками. Юрик орал им с мостика в рупор: «Сайонара!»
Отец сидел под мачтой на бухте. А Семен — прямо на палубе, поджав ноги по-японски.
— Кури, — сказал отец, протягивая Семену портсигар.
— Свой есть, — ответил Семен и достал из кармана синий кисет.
— Значит, брезгуешь? — спросил отец.
— Брезгую, — согласился Семен.
— А я думал, ты все-таки друг мне, — сказал отец, и треугольник морщин обозначился на его буром переносье.
— Барыги твои друзья, — ответил Семен, закручивая цигарку.
— Чего же ты плывешь с нами?! — выкрикнул отец, подскочил на бухте и согнулся, точно хотел кинуться на Семена.
А тот спокойно сплюнул под сапоги отца, в складках которых дробилось солнце.
— Это ты с нами плывешь, — ответил Семен и поднял на меня глаза. — Верно, вояка?
У отца кожа натянулась на скулах.
Я понял, что мне лучше спрятаться, и отошел к двери кубрика.
Меня стало поташнивать. Море казалось мертвым, а катер все же раскачивался: то нос вверх, то корма. Вода, зеленая, как лягушачья кожа, зыбилась за бортом. Небо прямо по нашему курсу быстро покрывалось серебристыми мочалками. И там же из моря выпирал помаленьку островок, напоминающий вулкан.
Я разинул рот и сделал несколько глубоких вздохов. Тошнота вроде прошла. Тогда я зашел опять в кубрик, лег на сетку и закрыл глаза.
14
— Гера, — толкал меня Юрик под бок острым кулачком, — проснись… «Оранжад» покажи — где?
Я раскрыл глаза. Бинокля на стене не было. Над левым иллюминатором висели скалы. Чайки падали с них на катер, проносились у самого борта и взмывали вверх на упругих крыльях. Они кричали так, что заглушали стук мотора.
— Еще ничего не видели? — спросил я Юрика.
— Нет, — ответил брат, глядя на меня исподлобья. — Одни чайки.
Я спрыгнул с сетки, затянул ремень на новую дырочку и выскочил на палубу.
Катер буровил пенистое ожерелье острова. Из-за сопки, похожей на вулкан, вытягивалась темная кошачья лапа с серебристыми когтями.
Отец и Семен стояли поодаль друг от друга.
— Не возвратиться ли? — сказал Семен отцу, и совсем не дружеским голосом. — Погода мне начинает не нравиться.
— Черт с ними, с этими японцами, Вася! — закричал Рыбин из рубки. — Я поворачиваю.
