К рассвету он пришел к выводу, что богатым человеком быть очень трудно: надо все время находиться на страже и постоянно бить по рукам, которые со всех сторон тянутся к твоему кошельку.
Сидней принял твердое решение: надо копить деньги. «Сначала разделаюсь с долгами, расплачусь с Норисоном, – думал он, – потом буду от каждого поединка откладывать определенную сумму, чтобы не быть нищим, когда уйдут молодость и сила».
Джэксон вытащил свою чековую книжку. Перелистал корешки, подсчитал. В его распоряжении оставалось чуть больше тысячи ста долларов.
«Что бы ни было, – сказал он сам себе, – пусть даже сам президент будет просить, эту тысячу – никому. Она должна стать основой».
Однако и этой последней тысяче долларов не суждено было задержаться в кармане Сиднея Джэксона. Утром он побывал в больнице, посетил Максуэлла. Когда переступил порог палаты, сердце защемило от боли.
Тренер лежал на кровати, и вся голова и грудь его были забинтованы. Темнели только глаза. Он лежал без движения. Рядом с кроватью, сжав ладонями лицо, сидела моложавая женщина. Услышав шаги, она порывисто встала и умоляюще подняла руки:
– Мики только уснул… Всю ночь метался… Прошу вас…
По тому, как она назвала Максуэлла, и страдальческому выражению ее лица Сидней понял, что она тут не посторонняя. Максуэлл никогда не говорил о том, что у него есть близкий человек. Сидней думал, что он закоренелый холостяк, далекий от женщин.
Когда они вышли в просторный коридор, Сидней тихо спросил:
– Что у него?
Женщина не ответила. Она прошла вперед, и устало опустилась в одно из глубоких кресел, которые стояли у раскрытого окна. Сидней сел напротив.
– Что с ним?
– Плохо. Сделали три операции и одну пластическую… Перелом ключицы… трещина в бедре… Она поспешно закрыла лицо руками. – Бедный Мики!.. За что так?..
Ее плечи вздрагивали и слезы катились между пальцами. Сидней кусал губы. Все это из-за него, из-за Джэксона. Так говорила совесть.
– Простите меня, но я не могу сдерживаться… – Она, успокоившись, вытерла платочком глаза. – Первую ночь Мики был без сознания. Он все время порывался вскочить и кричал: «Сидней, беги!»
Сидней вздохнул. Наступило неловкое молчание.
– Это уже второй раз… – снова заговорила женщина. – Тогда тоже так было… Почти двадцать лет прошло!.. Вы помните у Мики шрам на лбу?
– Да, над левым глазом.
– Он вам рассказывал его историю?
Сидней отрицательно покачал головой.
– Это похоже на Мики, – сказала женщина, – он всегда так. Скорее будет говорить о других, а о себе ни слова… Он вас так любит! Как сына, которого у него никогда не было, и которого так хотел!.. И я тоже. Мы любили друг друга. Готовились к свадьбе, которая так и не состоялась. – Она поспешно вытерла набежавшие слезы. – Простите. Не могу сдержаться. Двадцать лет! Ожидания и надежды… Это выше человеческих сил. Жизнь прошла мимо… Тогда Мики был молодым и самоуверенным. Он был главным претендентом на титул чемпиона. О нем писали все газеты. Называли «профессором ринга». Накануне матча Мики провожал меня. У подъезда оказались разбитыми фонари. Когда мы подошли ближе, на нас напали. Мы даже не успели разнять руки. Мне накинули на голову какой-то мешок и больно стукнули в затылок… Больше я ничего не помню. Когда пришла в себя, увидела, что лежу на лестничной площадке. Я дрожала от холода, страшно болела голова… Открыла глаза – и чуть снова не лишилась чувств. Мики, мой Мики, лежал рядом в разорванной одежде, голова в крови… Как потом выяснилось, когда он сопротивлялся, ему пробили голову и сломали кость предплечья. Он первым пришел в себя. Поднял меня здоровой рукой и понес по лестнице домой. Не доходя один этаж, бедный Мики свалился от потери крови…
– А потом?
– Потом? Потом больше ничего не было. Когда Мики вышел из больницы, боксировать он уже не мог. На леченье ушло все, что было. Долго ходил без работы, пока его согласились взять тренером. Я изучила стенографию. Но наши заработки были очень бедными. Поэтому мы жили врозь, ожидая лучших дней. У нас не было средств снять даже комнату. Я живу у тетки. Редкие встречи, надежды. Постоянная боязнь иметь ребенка, о котором мы все годы мечтали, как о несбыточном счастье. Не жизнь, а пытка! Потом вот вы. Только из-за вас он пошел к Норисону. Он хотел уберечь вас. Хотел, чтобы вы добились того, что ему не удалось. Доказать, что можно быть честным чемпионом.
– И я добился этого.
– А паутина Норисона? Вы разорвали ее?
Сидней не ответил. Вопрос сложный. Тут еще надо разобраться самому. Джэксон вспомнил о своем разговоре с Норисоном, о счетах. Возможно, эта подруга Максуэлла права. Ведь шеф уже взял четыре пятых его состояния! Но тут же другой голос стал возражать. А не Норисон ли все эти годы содержал его и всю семью, платил тренерам и тратил доллары на рекламу? Сидней перевел разговор на другую тему.
– Вы уплатили за операцию и больницу?
Она отрицательно покачала головой. Потом, закурив, сказала:
– Норисон обещал все расходы взять на себя. Ему трудно верить, но тут он, видимо, постарается показать себя джентльменом. Он не захочет портить свою репутацию.
Сидней вытащил чековую книжку и выписал на имя Максуэлла последнюю тысячу долларов. Он догадывался, что, если эта женщина узнает о том, что он отдает последнее, она ни за что не примет
