Он снова покачал головой, и налетевший порыв ветра разметал его светлые волосы по лбу. Я кивнул и направился вслед за своим другом.
Как и в первый раз мне показалось, что за мной просто захлопнулась воображаемая дверь. Воздух застыл вокруг меня, наступила тишина, и только где-то вдалеке ветер шумел в вершинах деревьев. Легкий сумрак, стволы деревьев, прохладная земля под ногами и поросший лишайником самолет создавали атмосферу векового спокойствия. Даже то место, которое я расчищал, чтобы рассмотреть эмблему Пакистана, теперь уже выглядело старым и нетронутым. Мне удалось поймать себя на том, что ноги мои стали ступать так тихо и осторожно, словно я боялся разбудить злых духов.
Кена по-прежнему не было видно. Чтобы найти его мне пришлось обойти весь самолет, и только тут в ветровом стекле появилось его лицо. Он кивнул мне и вышел из самолета.
– Ну, и что ты думаешь об этом? – тихо спросил я.
– Это самая удивительная вещь из всех, что мне доводилось видеть. Просто средневековый храм какой-то. Ни за что бы не... – он беспомощно замотал головой. – Просто не могу себе представить. Возникает чувство, будто топчешь могилы пилотов.
Мне трудно было что-нибудь возразить.
– Думаешь драгоценности все еще где-то здесь? – почти прошептал Китсон.
Я пошел назад, и мой приятель потянулся за мной. На границе кипарисовой рощи нас дожидался Николас. Неподалеку дети тянулись на цыпочках, стараясь заглянуть в окна 'Пьяджио', а взрослые уже разбрелись по домам, подальше от пронизывающего ветра и непогоды. По небу быстро надвигались грозовые тучи. На землю упали первые капли дождя.
– Познакомьтесь, Николас – мистер Китсон. Кен, это Николас Димитри.
– Рад познакомиться, – несколько напряженно сказал житель острова, и они пожали друг другу руки.
– Николас во время войны квартировался на этом острове, он – немец. Ему понравились здешние места, островная жизнь. После войны и для него нашлось место на этом острове. Я все правильно рассказал, не так ли?
– Да, все так и было, – мрачно отозвался Николас.
Китсон нахмурился и посмотрел на меня. На таком ветру все эти дипломатические формальности начинали действовать ему на нервы.
– Ну, куда мы теперь отправимся? нетерпеливо спросил он.
– Возможно Николас согласится нам помочь, – начал я издалека. Кен удивленно поднял брови, а в глазах Димитри появилось напряженное любопытство.
– Все началось с появления в этих местах 'Дакоты'. С тех самых пор. Кен, что ты почувствовал, стоя у ее полуразвалившегося остова?
– Мне казалось, что я нахожусь в церкви, – он обернулся и посмотрел на кипарисовую рощу в нескольких футах от нас.
– Ты оказался прав, – подтвердил я. – Так это и было задумано.
Они оба уставились на меня.
– Эта 'Дакота' оказалась здесь немногим более десяти лет назад, – пояснил я, – а этим деревьям никак не меньше двадцати пяти. Кен снова беспокойно обернулся к роще:
– Не мог же самолет врезаться в них. Тогда появилось бы...
– Верно. Значит кто-то пересадил деревья сюда уже после того, как здесь приземлился самолет.
– С какой стати это было нужно?
– Ну, мне кажется, я начинаю догадываться. Не могу сказать, что мне многое известно о национальном характере греков – обитателей окрестных островов, но вряд ли они уподобятся дикарям, чтобы сделать священный фетиш из мертвой машины. Только один человек мог превратить ее в святыню – это пилот.
– Моррисон, – поддержал меня Китсон, – тот парень, что привел сюда эту 'Дакоту', – тут он упрямо мотнул головой. – Сумасшествие какое-то.
– Не говори мне об этом. Мы и так понимаем, что это все ненормально. Первым украшениям потребовалось десять лет, чтобы добраться до Афин из этих мест. Нам также известно, что кто-то вырыл в роще деревья и посадил вокруг самолета. Причина должна быть просто ненормальной.
– Да, ты прав. Так значит ты считаешь, что Моррисон остался жить на острове?
– Именно так я и думаю.
Николас развел руками.
На острове нет посторонних. Тот человек... пилот самолета, он уехал отсюда.
– Когда? – жестко спросил Китсон.
– Моррисон – человек примерно нашего возраста, – сказал я. – Англосакс, значит маловероятно, что он может сойти за грека. К тому же у него на лбу в результате аварии могли появиться шрамы.
Кен не сводил глаз с Николаса и по его лицу расползалась нахальная ухмылка.
– Привет, Моррисон, – негромко сказал он.
– Я – немец и приехал сюда только в... – вяло запротестовал Николас.
– Оставь это, – оборвал его я. – Десять лет назад превратить себя в немца было неплохой идеей: кому может прийти в голову, что это сделал англичанин. Так сказать война окончена, и теперь мы все отличные ребята.
