Я сказал, взвешивая каждое слово:
— Они явно расположились вблизи танковой трассы. Поэтому мы воспользуемся системой траншей и подберемся поближе.
Он долго обдумывал мои слова, потом покачал головой и кивнул в сторону машины.
— Сожалею, Кейн, но если предстоит перестрелка, мое место — рядом с ним.
— Лучше покончить с перестрелкой до того, как до него доберутся.
— Или застанут его врасплох, без всякой защиты. На это я пойти не могу.
Я сказал:
— Нас наняли провезти его в Лихтенштейн, и я намерен это сделать.
Харви снова покачал головой.
— Вас для этого наняли, а меня — охранять его жизнь. Если нам не удастся прорваться невредимыми, лучше и не пытаться.
Теперь он смотрел мне в глаза.
— Я же вам говорил в самом начале, Кейн, что такое может случиться: мы станем добиваться противоположных целей.
— Мэгенхерд захочет рискнуть.
— Вас удивит, как быстро люди берутся за ум, если объяснить им, что их могут убить.
— Посмотрим, что решит Мэгенхерд, — я повернулся и пошел к автомобилю.
Мэгенхерд уже высунулся из окна. Я не видел его лица, но мог догадаться.
— Ну? — буркнул он. — В чем теперь задержка?
Харви без всякого выражения, тщательно выговаривая слова, произнес:
— Передовая линия, мистер Мэгенхерд, труднопроходима. Она построена как раз для той цели, которую преследует наш противник. При попытке ее преодолеть я не ногу гарантировать вашу безопасность. Мой совет — вернуться.
Очки Мэгенхерда тускло блеснули.
— Ваше мнение, Кейн?
— Я тоже ничего не гарантирую, м никогда не гарантировал. — спокойно ответил я. — Но готов попробовать. А при этом освещении все мы рискуем одинаково.
Сухой металлический голос протянул:
— Звучит разумно.
Очки снова повернулись к Харви.
Тот стоял на своем.
— Мы с Кейном добиваемся разного. Он старается…
— Похоже, он хочет того же, что я, — оборвал его Маганхард, — а вы — нет. Почему?
Долгую паузу нарушало только воркование мотора «роллс-ройса». Потом Харви сказал:
— Я слишком много пил, мистер Мэгенхерд. Теперь нет смысла говорить, что я об этом сожалею. Реакция у меня сейчас ни к черту, и я не чувствую себя готовым к драке.
Ему нелегко далось это признание. Редкий алкоголик способен сознаться, и никогда наемник- профессионал не признает, что его могут побить. Но он это сделал.
Мэгенхерд опять повернулся ко мне. Я пожал плечами.
— Мы все-таки еще можем прорваться.
Передняя дверца открылась, девушка подошла к нам.
— Если Харви говорит, что не может, у вас нет права его заставлять.
— Я никого не заставляю. Пойду сам. Для этого меня и наняли.
Харви глухо буркнул:
— Вы понимаете, что там Элайн?
— Элайн? — Я понял, что он прав. Элайн с Бернаром — лучших во Франции профессионалы, не случайно именно их я просил у Мерлена себе в помощь. Они всегда работали вместе, но не в Оверни — и Бернар погиб. Да, Элайн почти наверняка нас поджидает.
Харви продолжал:
— Вы знаете Элайна. Думаете одолеть его?
— Да, — я кивнул, — надеюсь.
— Это безумие.
— Нет. Не Элайн создал нынешнее положение, а я. Я заманил его сюда. И он по-прежнему считает, что мы придем пешком, не зная о засаде. Все должно произойти так, как задумал я, а не он. Я с ним справлюсь.
Мисс Джермен негодующе крикнула:
— Вам просто очень нужны эти деньги!
Харви устало покачал головой.
— Нет, дело не в деньгах. Он хочет оставаться Канетоном. А с тем еще никто не справился.
Я сказал:
— Двигайтесь вперед через пятнадцать минут — если не услышите стрельбы. Если услышите — решайте сами.
30
Я торопливо зашагал вперед, свернул за угол и вокруг меня сомкнулись бетонные стены. Дальше я пошел осторожнее — ощупывая стены, пробуя ногой пол впереди.
Траншея представляла собой бетонированную канаву, проложенную зигзагами, чтобы противник, захватив ее часть, не мог держать под прицелом остальное. Бетон отсырел и крошился, грязь, стекая со стен, образовала на полу островки, на которых проросла трава. Посередине траншеи когда-то пролегал дренажный канал, превратившийся в цепочку грязных луж.
Где же ты затаился, Элайн? Я должен догадаться, ведь в давние годы мы сражались на одной стороне. И я не забыл, каким ты был тогда: хладнокровным, безжалостным, решительным. Все эти годы, как я слышал, ты оставался таким же…
Тут я заметил, что иду пригнувшись. Глупо: по глубокой траншее можно было ходить, не сгибаясь, и оставаться невидимым для врага. Семь футов от поверхности — на фут глубже могилы, и вид изнутри не лучше.
Следующий поворот был гораздо круче, я осторожно заглянул за угол, шагнул и оказался в окопе третьей линии.
Он шел перпендикулярно ходу сообщения, по которой я прибыл. Стены бетонные, но ширина окопа больше, и со стороны противника двадцатидюймовая ступенька для стрелков. С той же стороны наверху — неровная линия бугров, заросших мелкими кустами, видимо, бывший земляной бруствер.
Я сделал шаг, и под ногой что-то хрустнуло. Звук отразился от стен, как перезвон колокольчиков, в лужах на полу кто-то завозился, плещась и хлюпая.
Я застыл на месте, и все смолкло. Подняв ногу, я увидел, что раздавил скелет лягушки. Переведя дух, я поднялся на подножку у стены.
В лицо повеяло свежестью, кусты шелестели на ветру, но я никого не видел. Вся передовая заросла этими чертовыми кустами, поверх которых я никак не мог заглянуть.
А может Элайн тут в кустах, а не в траншеях? Тут сейчас тоже можно спрятать целую армию. И он не один. Их минимум двое: по обе стороны маршрута, для перекрестного огня. Он — профессионал. И берется за работу только если уверен, что останется жив и получишь свое. ему нужна не дуэль, а небольшая безопасная бойня.
Я зашагал по ступеньке, где не было луж, только влажный песок, насыпавшийся сверху из прогнивших мешков бруствера. Стоило пригнуть голову, и ветер стих так неожиданно, как будто я захлопнул над собой крышку люка. В траншее было тепло, душно и как-то липко.
Окопы отрывали по другому плану. Зигзаги сменились поворотами под прямым углом. Войну