Скул расположена именно на вершине холма! Я свернул из потока машин на обочину, подрезав при этом белый 'воксхол', который принялся отчаянно сигналить.
Вдоль дороги устало шагал простоватый молодой человек в потрепанном плаще, держа под мышкой ракетку для сквоша. Я опустил стекло.
– Вы не подскажете, где школа?
Он недоуменно покосился на меня.
– Здесь.
– Как, вот это? – Я кивнул в сторону тяжеловесных построек.
Молодой человек огляделся и улыбнулся.
– Все, что вы видите, и есть школа. Конечно, вид немного необычный. А что вам нужно?
– Пансион Кендэлл.
Он показал на расположенное всего в двух десятков ярдов солидное четырехэтажное строение красного кирпича.
– Спасибо. Вы здесь преподаете?
– Да, географию, уже три года. Но и сам тут иногда боюсь заблудиться.
Я въехал на посыпанную гравием площадку возле дома, где оставалось немного места рядом со стоявшим пикапом. И не успел дойти до двери, обложенной диким камнем, словно в фильмах о Робин Гуде, как та распахнулась и на пороге возник сам Хоторн.
Управляющий пансионом должен был выглядеть именно так – вы безошибочно узнали бы его в полной темноте на расстоянии в полмили. Высокий, худой и немного сутулый, с коротко стриженными седыми волосами и щеточкой седых усов, в твидовом костюме неопределенного цвета, висевшем как на вешалке, в толстых очках в роговой оправе и, конечно, с трубкой в зубах.
Мы представились и прошли в большую скудно меблированную комнату, выходившую окнами в обширный сад за домом. В огромном камине тлела небольшая кучка угля. Я устроился в кресле поближе к теплу.
Хоторн молчал. Он долго чистил, набивал и раскуривал свою трубку, сделав, наконец, глубокую затяжку.
– Довольно странный случай. Я много повидал, работая в этой школе, но такого не помню. Должно быть, у вас, очень интересная профессия.
Он явно хотел выяснить, что за человек приехал к его ученику. И в этом не было ничего особенного – всего лишь часть его работы. Я постарался произвести хорошее впечатление.
– Шестнадцать лет я прослужил в разведке. А там немало времени отводилось обучению современным методам допроса пленных. Ну, знаете, – как разговорить человека, оценить его личность, решить, чему можно верить, а чему – нет. Потом несколько лет все это отрабатывал на практике.
Мне кажется, он уловил. По лицу скользнула сдержанная, но вполне доброжелательная улыбка. Я понял, что могу рассчитывать на понимание.
– Сейчас я в основном консультирую по обеспечению безопасности: предотвращение промышленного шпионажа и все такое. Ведь все микроприборы для подслушивания изобретались в свое время для разведки – и я неплохо в этом разбираюсь. Телохранителем случается работать нечасто.
Он помолчал.
– Понимаю.
Помолчал еще.
– На этот раз вам досталась роль стороннего наблюдателя.
– Очень точное определение. Я не знал, что вокруг меня происходит, как не знаю и теперь.
– А мистера Фенвика вам не удалось... допросить по вашей современной методике?
Я улыбнулся.
– Нет.
Он выпустил из трубки к потолку клуб дыма, проводив его взглядом.
– Здесь возникает двойная проблема. – Он снова взглянул на меня. – Естественно, я говорю сейчас о мальчике. Начнем с того, что его отец... не был сторонним наблюдателем – я не ошибаюсь?
Я пожал плечами.
– Он не рассказал мне того, что знал сам. И явно не предполагал, что в него сразу станут стрелять. Хотя ясно, что он был вовлечен в какую-то аферу.
Хоторн кивнул, несколько раз коротко пыхнув трубкой.
– Понимаю. Мальчик очень любил отца. Не знаю, как скажется на нем его гибель.
– Тут уж ничего не поделаешь. Расследованием сейчас занимается и французская, и наша полиция.
Он снова пыхнул трубкой и недовольно осмотрел мундштук.
– Понимаю. Вторая часть проблемы в том, что Дэвид по молодости может начать вас идеализировать – ну, знаете, тяга к оружию и все такое. А с другой стороны... – Неожиданно он улыбнулся. – Не думаю, что вы считаете себя безупречным профессионалом.
– Почему одному достается такая, а другому – другая работа?
