– Они были очень похожи на шайку гестаповских головорезов.
Я удивленно поднял брови; но именно в это время начала прибывать еда. Она была грубой, но дешевой. Сделав пару глотков, я сказал:
– Эта картина явно должна понравиться мадам Президенту. Как вы полагаете, это подлинник?
– Если судить по возрасту – да. Однако если это действительно Кордоба… – она нахмурилась. – Сомневаюсь, что мы когда-нибудь это узнаем. Возможно, что это какой-то Кордоба, но Гонсалес де Кордоба примерно в то же самое время жил в Испании, а другой, Франсиско Кордоба, был на Кубе. А ведь могли быть и другие.
– Не хотите побродить по лавкам, чтобы выяснить, нет ли в продаже еще одного Кордобы?
– Неплохо бы, – уныло кивнула она, – но мне нужна помощь историка. Вы также хорошо разбираетесь в доспехах, как и в старых пистолетах?
– В какой-то степени. Похоже, его шлем относится к тому периоду. Но я не стал бы пытаться датировать картину по такому признаку. Я хочу сказать, что доспехи служили довольно долго, их не покупали каждые шесть месяцев. И форма их менялась не слишком быстро. Но почему не озадачить этой проблемой Манагуа? Если кто-то что-то знает о Кордобе, то только там.
Она кивнула.
– Я попрошу Карлоса. О, черт возьми!..
– В чем дело?
– Все это… вся эта поездка. Мы вечно покупаем не те картины, или не по тем причинам, или в слишком большой спешке – а потом приходится контрабандой их вывозить. Потом Анри убили, вас избили… Просто ужасно. Так искусством заниматься просто нельзя!
Я отхлебнул вина.
– Вам слишком засиделись в музеях. При сделках, связанных с произведениями искусства, такие приключения неизбежны.
Прервав довольно нерешительную атаку на телятину, она подняла голову и взглянула на меня.
– Насколько хорошо вы во всем этом разбираетесь?
– В искусстве я ничего не понимаю. Но кое-что смыслю в связанных с ним сделках. Они не всегда бывают такими лихорадочными, как сейчас, но вы всегда приобретаете нечто, стоящее больших денег, и на этом делаете свой бизнес. – Я показал на ее тарелку. – Если кто-то – причем таких людей должно быть много – вдруг неожиданно решит, что имеет смысл коллекционировать вилки из Падуи, то на следующий день появятся банды, занимающиеся кражей вилок, контрабандисты, перевозящие вилки, неприметные люди в Париже, подделывающие вилки из Падуи.
Она вяло улыбнулась.
– Вилки – не произведения искусства.
– Ну хорошо, но произведения искусства – тоже не вилки. Мы же не сможем есть телятину с помощью портрета Кордобы.
– Вы не сможете ее есть и с помощью вилки. Очень жаль, что вы не купили тот пистолет. Может быть, здесь бы он пригодился. – Она отодвинула свою тарелку и мрачно уставилась сквозь листья какого-то растения, стоявшего в кадке на унылой улице.
Решив, что настало время несколько сменить тему разговора, я спросил:
– А как вы угодили в этот бизнес около искусства? Если, конечно, мой вопрос не кажется вам нескромным.
– Все началось с отца. Когда он работал в Национальном музее, я пропадала там целыми днями. Я видела больше картин да Винчи, чем комиксов. Думаю, это было связано с тем, что я хотела все время проводить с отцом или… Хотя не знаю. А если вы так тесно соприкасаетесь с искусством, то потом не сможете его бросить. Это все равно, что музыканту отрезать себе уши.
– Так вы и попались.
– Думаю да. – Она снова бледно улыбнулась. – Если вы задумаетесь, то поймете, что это немного не по-американски. Америка способна на все, причем всегда немного больше и немного лучше, чем кто-либо другой, но мы едва ли сможем создать старых мастеров.
– О, не знаю. Я уверен, что если вы как следует попросите, Гарри может свести вас с парочкой таких парней…
Она неожиданно побледнела.
– Я абсолютно уверена, что сможет. И если он это сделает, то я, скорей всего, убью их собственными руками.
Чтоб мне провалиться! Я замер с открытым ртом и поднятой вилкой с куском лазаньи. Потом кое-как овладел собой.
– Да бросьте, дорогая! Как сказал один человек, просто человек, с которым мне довелось встречаться: «Если вы думаете, что купили подлинного Как-его-там, но на самом деле это подделка, то до тех пор, пока вы не узнаете об этом, он будет доставлять ничуть не меньшее наслаждение». Не так ли?
– Да, уж конечно! Вы не купите, скажем… Пуссена, потому что все о нем уже знаете, все понимаете. Вы покупаете потому, что на самом деле хотите понять. Вы хотите сесть, посмотреть на него, понять и научиться. И если это не подлинный Пуссен, то вы не научитесь. А продавать подделки – это все равно, что говорить ребенку заведомую ложь.
Я быстро отхлебнул еще глоток вина.
– Думаю, в каком-то смысле это именно так… Но разве большинство подделок не стали делом рук тех
