Тут Ребус замечает, что они не одни. До сих пор они не обращали внимание на окружающих, слишком занятые друг другом. Однако теперь он видит смущенного дежурного сержанта, двух женщин-констеблей, прижимающих к груди пачки документов и взирающих на них с материнской жалостью в глазах, двух небритых мужчин, развалившихся на стульях у стены в молчаливом ожидании.
– Пошли, Сэмми, – говорит он, – давай поднимемся ко мне в офис.
По пути к Отделу убийств Ребусу вдруг подумалось, что это не самое лучшее место для девочки- подростка. Одни фотографии на стенах чего стоят. Чтобы не пасть духом в таком деле, как дело Оборотня, требуется чувство юмора, и это чувство юмора успешно проявляло себя в карикатурах, соленых шуточках и пародиях на газетные репортажи, которыми пестрела доска объявлений и экраны компьютеров. К тому же следовало учитывать специфику языка, на котором изъяснялись сотрудники отдела; Сэмми вовсе ни к чему, например, слышать разговоры офицеров с судмедэкспертами: «…разорван… разрезал ей правый… они считают, что это был кухонный нож… разрез от уха до уха… вырезал… ее анус… гнусный ублюдок… их и людьми-то нельзя считать…» В отделе оживленно обменивались историями о предыдущих серийных убийствах, об останках самоубийц, которые соскребали с железнодорожных путей, о полицейских собаках, играющих в футбол отрезанной головой.
Нет, в отделе определенно не место его дочери. К тому же всегда существует опасность, что там может околачиваться Лэм.
А потому Ребус нашел свободную комнату для допросов, на время расследования переоборудованную в чулан и забитую картонными коробками, ненужными стульями, сломанными настольными лампами и компьютерными клавиатурами. В углу пылилась громоздкая механическая пишущая машинка. Тут же громоздились компьютеры, упакованные в картонные коробки, и кипы папок с документами, покрытые слоем пыли.
Так что на данный момент это был просто тесный душный склад. Зато там стоял стол и два стула, а с потолка свисала электрическая лампочка. На столе торчали забытая стеклянная пепельница с окурками и два пластмассовых стаканчика с зеленовато-черной плесенью на дне. На полу валялась расплющенная пачка сигарет. Ребус поддал ее ногой, забросив под груду стульев.
– Не бог весть что, – сказал он, – но это мой дом. Садись. Хочешь чего-нибудь?
Казалось, она не поняла вопроса:
– Чего, например?
– Ну, не знаю… Кофе, чаю?
– А можно диетической кока-колы?
Ребус покачал головой.
– А как насчет пива?
Он рассмеялся, поняв, что она подкалывает его. Ему было больно видеть, как она переживает, особенно из-за такого ничтожества, как Кенни.
– Сэмми, а у Кенни есть дядя? – спросил он.
– Дядя Томми?
Ребус кивнул:
– Он самый.
– А что с ним?
– Да так… – сказал Ребус, кладя ногу на ногу, – что ты о нем знаешь?
– О дяде Кенни? Да почти ничего.
– Чем он зарабатывает на жизнь?
– По-моему, Кенни говорил, что он где-то торгует, на рынке, что ли.
– Или, может, просто доставляет товар на рынок, я не помню.
– Как бы там ни было, на жизнь ему хватает.
– А ты откуда знаешь?
– Кажется, Кенни мне говорил. Иначе откуда я узнала бы?
– А где работает Кенни?
– В Сити.
– Да, но в какой фирме?
– Фирме?
– Он ведь курьер, верно? И работает в фирме?
Она покачала головой:
– Он перестал работать на фирме, как только у него появилось достаточно клиентов. Помню, он говорил, что его босс на старой работе кипятком писал… – Она испуганно замолчала, взглянула на него и покраснела. На миг она забыла о том, что разговаривает с отцом, а не просто с каким-то полицейским. – Извини, – сказала она. – Его босс бесился из-за того, что Кенни забирает себе значительную часть заработка. Видишь ли, Кенни знает все кратчайшие пути, где какой дом, и все такое… Многие водители путаются, не могут найти какую-нибудь улочку, особенно если номера домов перепутаны… – Да уж, Ребус и